Свидетель - Галина Манукян

— Здравствуйте, — выдохнул он, сунув ладонь под пиджак — туда, где тянуло сердце. — Я должен сообщить о похищении девушки, Варвары Невской. И о преступных действиях в отношении нее…

Долгие обследования, наконец, завершились. Нас пригласили в кабинет. Я почувствовала за спиной мягкую спинку кресла, в очередной раз удивляясь яркости телесных ощущений. Они были не важны и совсем не заметны тогда, когда я полагалась в основном на зрение. Сейчас я могла поклясться, что кресло было кожаным, даже не прикасаясь к нему ладонью — хватило упругости, тихого звука, «сцепления» поверхности с тканью моего костюма. Внимание или просто игра воображения?

Контур профессора развел руками, и от него, словно по воде, расплылись в темноте «лунные» круги.

— Первый случай в моей практике: функционально ее глаза в порядке, но она действительно не видит.

— Такое возможно? — подал голос Валерий, по-прежнему напряженный.

Мое сердце радостно стукнуло, узрев надежду на свет.

— Истерическая амблиопия или психогенная слепота, — продолжил профессор, — это полное или частичное снижение зрения в результате психотравмы. Имелись ли у вас, Варвара, поводы для сильного стресса перед потерей зрения?

— Имелись, — за меня сдавленно ответил Валерий.

— Могу поинтересоваться?

— Сначала покушение на убийство, — он кашлянул, борясь с сухостью в горле. — Потом… изнасилование.

— Не люди вокруг, изверги, — сокрушился медик. — Вы в полицию уже заявили?

— Не волнуйтесь, приму меры, — ответил изверг. — Это можно исправить? Я готов заплатить любые деньги.

«Любые деньги» — снова эта фраза! Я не сумела побороть в себе презрение: что же он меряет все деньгами? А поступки? А человечность? А желание помочь, в конце концов? Разве можно откупиться от совести? И тут же поймала себя за шиворот: так-то я принимаю? Какую однако причудливую форму заимствовала моя гордость, накрыла голову дырявым платом бессребреницы и задрала нос, по которому не далее, как сегодня ночью получила… И вот, пожалуйста, еще одно зеркало: презрительное отношение Валерия ко мне, мое — к нему. Не часть ли это паззла? Матхурава тоже слишком гордился более высокой кастой…

Профессор наклонился, заглянул куда-то, наверное, в монитор компьютера, потом повернул голову к нам.

— Вам не офтальмолог нужен, а психиатр. Сразу видно, девушка тонкая, по-видимому, очень восприимчивая, с подвижной психикой. Я могу порекомендовать хорошего специалиста.

— Мы к нему обратимся. А сейчас что делать? — спросил Валера.

— В таких случаях рекомендуется принимать бромиды, валерьяну, обеспечить покой и оградить пациента от источников стресса. От этих нелюдей, которые… ну, вы поняли.

— Понял. — Похоже, каждым словом профессор забивал по гвоздю в совесть Валерия, искры вины гроздьями алели в пространстве рядом с ним, вот-вот вспыхнет костер, его потрескивание уже слышалось в срывающемся, хриплом голосе. — Лечение длится долго?

— От нескольких часов до месяцев. Психиатрия, знаете ли, не моя область. Проконсультируйтесь с Топчаняном. Вот его координаты. А так, навскидку, знаю, что от стресса хорошо помогает смена места, травяные чаи, теплые ванны, ароматерапия, медитация, дыхательные упражнения. И, конечно, же покой. Одну нашу общую знакомую, — с хитрецой в голосе добавил профессор, — после известного нам с вами случая муж возил в ашрам к индийскому гуру. Не знаю, что помогло: поездка или мудрец, но дама от депрессии избавилась. Попыток суицида больше не было. Вам нужна, прежде всего, психотерапия!

* * *

Когда мы с Валерой вышли в пустой коридор клиники, я все еще чувствовала оскомину собственной гордыни как новое доказательство того, что мы с ним одинаковы: два отражения мутного зеркала, искаженных и только теперь более-менее обретающих ясность. Усмехнулась про себя: это в полной-то темноте!

Правде в лицо смотреть неприятно, даже если ты слепа.

— Ну вот ты и не солгал никому, — тихо сказала я, — мне действительно требуется психиатр.

— Зачем ты это делаешь? — вспылил Валерий.

— Что делаю? — не поняла я.

— Успокаиваешь меня… После всего… Хочешь выглядеть святой мученицей?

— Я не святая, — пробормотала я. — Далеко не святая.

— Угу, особенно когда так говоришь. И смотришь сквозь меня, словно видишь что-то эдакое. Не всматривайся, не стоит. Перед тобой изверг и нелюдь, — бросил он с показным равнодушием, но я увидела, как внутри него взорвалось что-то кислотное, разъедающее всё, как химический ожог.

И я с удивлением обнаружила подкравшееся удовлетворение от того, что не одна страдаю, что он тоже теперь мучается. «И пусть помучается!» — жестко, с улыбочкой утверждал голос внутри. Мой? Я прислушалась к нему внимательно, и попав под наблюдение, голос зазвучал чуждо, невнятно, затихая в темноте, будто виниловая пластинка с шипением и треском.

Еще одна сторона гордости? — решила я. — Нет, спасибо.

Злорадство, чувство отмщения распространяло вокруг себя сладковатый, пропитанный трупным запахом туман. Вряд ли за ним таился ключ от выхода. Клубясь мнимым удовлетворением, месть манила, как мираж в пустыне. Но ведь она не избавляет от жажды, она приводит в еще более глубокие слои тьмы, в ловушку голодных духов, ничего, кроме жажды, не знающих…

Надо же, оказывается, я мстительна и горделива, не замечала за собой раньше. Нужно принять и это? Хорошо, принимаю, — вздохнула я, а вслух сказала:

— Я не знаю, как смотрю. И куда. Я сама растеряна… Полагаю, это действительно выглядит странно.

И отвернулась от него. Вдалеке, наверное, за окнами, шумело шоссе, мрак рассекали штрихи, пятна, круги света, смешиваясь в световую какофонию. Находясь рядом, мы с Валерой так или иначе причиняли друг другу боль. Как бы я ни старалась, одно его присутствие вызывало во мне нечто болезненное, неприятное, словно он был триггером для всех моих негативных сторон. Уверена, я вызываю у него то же.

Принятие только в мыслях было легким, на самом деле я уговаривала себя, пыталась загипнотизировать. Я не плыла, я спотыкалась о собственные мысли и буксовала в эмоциях, как трактор в сибирских болотах. Это надо было прекратить. Я бы ушла прямо сейчас, если бы видела хотя бы углы зданий и машин.

— Отправь меня домой, — колеблясь, сказала я. — Мы выяснили, это не травма. С остальным я справлюсь…

— Не стоит забывать о Шиманском.

— Наш договор можно аннулировать: ни один суд не примет показания слепого свидетеля, которому одна дорога — к психиатрам.

— При чем тут договор? Я исправлю то, что сделал сам. Потом больше не потревожу тебя, — мрачно сказал Валера.

— Хорошо.

— А пока извини, мне придется подать тебе руку. Впереди лестница.