Зыбучие пески судьбы - Ирина Грин

Ася и Рыбаком недоуменно переглянулись.

– Подождите, – сказал Иван, – мы с вами об одном и том же человеке говорим?

Он показал фотографию Киры в своем смартфоне.

– Ну-ка, ну-ка! – Женщина обхватила руку Рыбака, державшую телефон, и Ася заметила, что ногти у нее тоже фиолетового цвета. – Она, точно она! Только тут такая фифа, видать, хорошо устроилась. У нас она была Киркой-растрепкой с вечно голодными глазами. Все напрашивалась помочь. «Что вам, говорит, тетя Катя – это я, значит, – помочь?» – говорит. А что помогать-то? Чай не в хоромах живем. Но коридор наш она почти каждый день мыла. Двери, опять же окна… Как ни выглянешь, все намывает что-нибудь. Руки вечно в цыпках. Ну и соседи, ясно дело, кормили ее. Кто хлеба вынесет, кто булку, кто супа в миске. Одежонку опять же, и ей, и матери. Я, конечно, мать ее защищать не стану. Да у нас на кого ни глянь – все без мужиков детей растят. И что? С ума не сходят. Подумаешь – мужик бросил!

– А Кирина мать, значит, сошла с ума? – спросила Ася.

– Так я о чем и говорю. Мужик ушел, она туда-сюда, денег нет и не предвидится. Она возьми и набросься на сантехника нашего, Сашку. Кровищи было! Мать честная! Я как раз из магазина возвращалась, гляжу – на улице, у подъезда, Колобчиха Саньку бедного мутузит. Кирка кругом, словно собачонка бегает, глазищи огромные. «Мама! – кричит. – Мама!» Она Кирку отшвыривает и на Сашку! И на Сашку! Я в крик, прибежал Колька с третьего этажа. Кулачищи – во! Как моя коленка. Оттащил он Колобчиху. Та еще и ему поддать успела. Он ремень из штанов вытащил, скрутил ей руки, она вроде как присмирела. «Скорую» вызвали, в милицию тоже кто-то позвонил – примчалась. Картина – просто ужас. Сашка в крови, Кирка в крови, Колобчиха на асфальте валяется с руками связанными, и Колька тоже в крови, да еще штаны на честном слове держатся.

– И что потом?

– Сашка потом целую неделю в больнице провалялся. Колобчиху в дурку свезли. Кирку – в детдом.

– Как в детдом? – ахнула Ася.

– А куда же? Как с такой матерью ее оставить?

– А отца не пытались разыскать?

– Где его было искать? Да и некогда – у всех своих хлопот по горло. Тем более что Колобчиху через полгода выпустили. Пришла – смирная, тише воды. И Кирку забрала домой. Вот тогда девчонка и стала всем помогать. Как по мне, просто не хотела с матерью в квартире один на один оставаться. Квартирки-то у нас – одно название. Десять квадратных метров комната. Одному еще как-то уместиться можно, а вдвоем… У меня как раз тогда сестра жила. Так уж получилось… Через день грызлись, я иногда готова была наброситься на нее, как Колобчиха на Сашку, и мутузить, и мутузить…

Глаза у тети Кати загорелись каким-то нездоровым огнем, а руки сами собой сжались в кулаки, словно душили несчастную сестру.

– И что потом было? – спросил Иван, которого совсем не интересовали взаимоотношения тети Кати с родственницей.

– Потом, говоришь? – Тетя Катя подняла глаза к небу и, прикусив губу, задумалась. – Потом Кирка мать сдала в психушку, и долго-долго я Колобчиху не видела. Кирка – та да, мелькала иногда. Деловая. Кинет «здрасти», и нет ее. В один прекрасный день смотрю – Кирка с Колобчихой выходят из подъезда, и еще какая-то баба с ними. Я Колобчиху-то сто лет не видела, а тут – выходит. Вид такой, что краше в гроб кладут: худая, седая, бледная. Мощи, одним словом. Куда, спрашиваю, собрались, девушки. Колобчиха смотрит мимо меня, глаза стеклянные. Жуть! А Кирка говорит: «Уезжаем мы, тетя Катя. Вы, если что, присмотрите за квартирой, пожалуйста».

Я ей и говорю: «Ты бы оставила ключик-то. Сестра бы моя в квартирке вашей пока пожила бы, а заодно и приглядела бы». А она такая: «Я приеду, и мы с вами поговорим». До сих пор едет, дрянь такая. Чтоб ей! Сама небось как сыр в масле катается…

Иван хотел было сказать, что Кира уже откаталась, но передумал – несмотря на странный цвет волос, тетя Катя вызывала у него чувство острой неприязни, и ему очень не хотелось давать собеседнице повод для радости.

– Вы сказали, с ними еще какая-то женщина была, с Татьяной Максимовной и Кирой, – сказал Рыбак.

– Ну да, какая-то незначительная, что ли… Знаете, бывают такие: глазу не за что зацепиться – посмотрел и тут же забыл.

– А может, кто-то хоть что-нибудь знает о дальнейшей судьбе Киры и ее матери? – спросила Ася.

– Вряд ли. Я бы точно знала. Единственное – где-то через месяц после того, как я Кирку с Колобчихой видела, может меньше, мужик какой-то приходил ее искать. Кирку, то есть.

– Что за мужик? – быстро спросил Иван.

– Не знаю. Худой такой, жуликоватый. Глаза бегают.

– А как звали?

– Да разве же он представился? Вот через год придет кто-нибудь и спросит про вас – кто такие приходили? И что я скажу? Девушка и парень-качок.

– Меня Иваном зовут, а это – Ася, моя невеста.

– Ну вот, познакомились наконец-то. Так и скажу чуть что: Ваня и Ася, его невеста. Мужик тот имя свое не называл, но оставил мне визитку, если я что-нибудь вспомню.

– И где эта визитка? – спросил Иван, уже заранее понимая, что последует за этим вопросом.

– Времени много утекло. Искать долго, ни сил, ни тем более желания у меня нет.

– А если я вас простимулирую? – Иван достал из кармана тысячную купюру и показал ее женщине.

– Ну не знаю, не знаю, – покачала головой та, но деньги взяла.

«Мало», – понял Иван.

– Держите еще. – Он протянул женщине еще одну купюру. – И вот моя визитка. Как найдете, позвоните, пожалуйста. И еще, скажите, пожалуйста, где находится больница.

– Какая больница? – спросила Кирина соседка, спрятав деньги и визитку в карман.

– Психиатрическая, – едва сдерживая раздражение, уточнил Иван.

– На Дмитрия Ульянова. Только можете туда не ездить – сгорела она.

– Сгорела? Как сгорела? – огорчилась Ася.

– Ну как все горит? Вон даже в Париже церкви горят, почему бы у нас в Гореловске пожару не случиться?

– И что с больными?

– А что с ними станется? Кого домой разобрали, кто в бега подался, кто на небеса отправился. Вот не помню, Колобчиху с Киркой я до пожара видела или после… Там, говорят, даже помер кто-то – то ли врачи, то ли психи… Короче, пошла я карточку искать. Найду – позвоню. Не найду – тоже позвоню.

– Вы уж постарайтесь. – В словах Ивана только глухой не расслышал бы скрытой угрозы.

Тетя Катя глухой не была, поэтому ворчливо отозвалась:

– Постараюсь.

– И куда мы теперь? – спросила Ася, когда они с Иваном вышли из подъезда.

– Подальше от этой мегеры, – пробурчал Иван и подумал, что Ася сейчас начнет подыскивать добрые слова для женщины с фиолетовыми волосами, но она промолчала.