Имя палача - Алексей Бессонов

Хадден кивнул. Ему было чуточку неловко, но думать об этом выходило не к месту. Взмах рукой – и он выпрыгнул на землю.

План, предложенный им князю Маттеру, был прост: явиться в обитель под личиной средней руки торговца и попросить брата Онопу, потому как денег на пожертвование особо и нет, а вот стройматериалами – тут пожалуйста, сколько угодно. Сперва Маттер сделал большие глаза, а потом, поразмыслив, признал план весьма остроумным.

– Времени у нас мало, – сказал он. – Поэтому, если тебе удастся разговорить брата на месте, с ходу, дело пойдет легче. Нужно хоть примерно выяснить, что творится у них в обители. Есть ли там оружие? Насколько они вообще готовы защищать себя и свои стены – никому не охота лить лишнюю кровь. На ублюдков мне плевать, а вот ребята из Серебряного Покоя себя на службе не жалеют.

Время было довольно раннее, и молельщицы еще завтракали по домам. За стенами, понятно, уже давно поднялись – слышны были голоса и визг пилы по дереву. Хадден громко постучал в калитку, отошел чуть в сторону.

– Чего надо?! – крикнули со двора, и через полминуты калитка приоткрылась, на Хаддена смотрел рослый детина в сером балахоне, по самые глаза заросший бородой.

– Да мне бы, братец, хозяйственника вашего, брата Онопу, – забормотал Хадден, смиренно опуская глаза. – Дело у меня к нему… пожертвование.

– Пожертвование? – Бородач люто сверкнул глазами, шмыгнул носом: – А Онопа тут зачем?

– Так я ж не деньгами… доска у меня, скрепы всякие… нужны вам, говорят, скрепы-то… Торговец я!.. Так вот я и к Онопе.

– Скрепы? А! Здесь жди…

Джеш тихонько выдохнул. Первый этап прошел как по маслу: его не выгнали и Онопа сейчас придет. Он ли?.. Страшно захотелось хоть чем-то промочить горло, но фляги с собой не было.

Вскоре скрипнула какая-то дверь, послышалось негромкое бормотание, и Хадден закусил губу. Голос стал гуще, грубее, но это был он… Массивная фигура протиснулась через калитку, из-под соломенной шляпы раздался сиплый кашель.

– Вы меня искали, что ли?

– Пожертвовать я хочу… отойти бы в сторонку, брат Онопа… не деньгами я. Стройкой я занимаюсь и могу помощь предложить.

– Во-от как? – Затворник прочистил горло и охотно двинулся вслед за Хадденом вдоль стены. – Если те же, скажем, доски есть у вас, так это лучше денег. За дерево столичные поставщики дерут страшно, просто диву даешься – как будто леса в Пеллии нехватка! Впрочем, цены у вас тут на все совсем сумасшедшие, и где только люди такие деньги берут… А что, скобяного товара у вас, говорят, тоже хватает? Гвоздей бы мне ящик! Вот тут я сам за вашу милость поклоны бить стану. И грехи все помяну, не сомневайтесь!

Они свернули в сторону, остановились возле цветущих кустов фрессы, и Джеш, сняв шляпу, заглянул в глаза брата.

Онопа застыл на полуслове.

– Т-ты?!

– Я, Эльтир.

Хадден ждал этого мгновения. Он ждал, что брат бросится прочь в сторону спасительной стены и его придется хватать за рукава, умоляя о том, чтобы поговорить. Или же сбивать с ног, тащить в кусты и допрашивать. Но Эльтир Хадден, давно отказавшийся как от имени своего, так и от титула, повел себя совершенно иначе. Сдвинув на затылок шляпу, брат Онопа осмотрел Джеша с ног до головы и как-то нерешительно заметил:

– Вряд ли ты стал торговцем стройматериалами.

– Ты догадлив. Нам нужно поговорить. Нет, стой, не перебивай меня. Это не то, о чем ты думаешь. Мне сейчас плевать на деньги, которые ты вымогал у Глидды. Это все не важно, я приехал сюда не за этим.

– А… зачем?

– Затем, что братия твоя заигралась. И ты, если хочешь сохранить свой жир в целости и сохранности, должен ответить на некоторые вопросы…

– Ты?.. – Онопа тяжело задышал, бросил быстрый взгляд в сторону обители и вдруг схватил Джеша за плечо: – Вытащи меня отсюда. Вытащи меня, богами молю! Ты сможешь? Сможешь? Отвечай!

Хадден отступил на шаг, глянул на брата. Тяжелое, одутловатое лицо его сейчас было красным, на висках проступили вены. Рука Онопы, тянущаяся к его плечу, заметно тряслась. Он был испуган, и испуган едва не до смерти.

– Что там? – очень тихо спросил Джеш, указав на стену обители.

– Они готовят Искупительную Жертву, – задыхаясь, прошептал брат Онопа. – Ночью привезли детишек, два мальчика и девочку. Откуда-то из провинции, бродяжек. Я сегодня кормил их супом… Я всю жизнь веровал, Джеш, с самого детства веровал, но… Такая Жертва – грех более страшный, чем всепрощение. Братия убеждена… Им дают команды откуда-то издалека, я не знаю, как… Вытащи меня, Джеш, братик, вытащи меня. На сожжение едут богатые молельщицы, слухи пойдут… Распотрошат нас всех, не откупимся. Рано или поздно, но распотрошат. Не хочу я на собственных кишках висеть. Я бежать думал, так у меня медяка даже на кармане нет, а куда я пешком пойду? Да и страшно, вдруг найдут? А останусь сегодня ночью – все, конец, потрошение и повешение. И хорошо, если за детоубийство на веревке повесят.

– Нет, – поморщился Хадден. – Станет известно – повесят на кишках. За деток малых у нас – сам знаешь. Нет судьи, который пожалеет, его потом никто жалеть не станет, как ночь придет, так на ремни порежут. А что, Жертву на сегодня готовят?

– Через два часа после полуночи, по Старому Канону. Печной Круг уже выложили, а сохнуть ему и незачем. Забери меня, Джеш, вытащи! Я не смерти так боюсь – смотреть на это все не смогу. Да и потом бояться – лучше сразу. Хочешь, убей. Мне легче будет.

– Нет уж, Эльтир, как бы ты меня ни бесил, а на тебя мне нож не поднять. По харе твой жирной настучать – это да, это я с огромным удовольствием… а убить нет, – незаметно подталкивая брата, Джеш уводил его все дальше и дальше в сад, – я ведь и сам, знаешь, Святителей Милосердных чту, зачем мне лишнее брать на душу?

– Так что ж мне делать, братик? Веревка-то у меня есть, да тяжелый я, а ну вдруг оборвется? Не брось меня… Горе я вам всем причинил, и батюшке бедному, и сестрице, а что делать? С детства веровал… Ночей не спал, все Шествия мне виделись да Святители Длани. Думал, в обители спасусь, а где там! Хотя забылся, конечно, холод, есть нечего, по два дня ходишь, яйца птиц морских собираешь…

– Каяться, я вижу, ты здорово наловчился. Аж в ушах звенит… греха боишься?

– Я на смерть их смотреть боюсь, Джеш! Детки же малые. Да и подумать если, – брат Онопа остановился, пухлая грудь его приподнялась, – разве тех жертв Секех требовала? «За других себя бичую» – так, может, лучше образцом быть в молитве и добродетели?!

– Ох, добродетельный ты мой… От кого я это слышу! А как же ты здесь очутился? Ладно-ладно… разберемся мы с тобой…

Они уже давно миновали оставшийся справа фургончик. Джеш потащил брата еще правее, надеясь, что ребята, сидящие в машине, смотрят за ними через хитрую систему зеркал, которую он заприметил по дороге.

– Но рассказать тебе придется все, до медяка последнего, иначе ведь сам знаешь. Пойдешь?