Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

– Значит, заказали, заплатили, вы напечатали. Потом опятьзаказали, заплатили…

– Нет, – перебил Батурин, – не совсем так примитивно. Мыточно знаем, с кем и против кого в данный момент дружим. Хозяева и друзья –табу, ни за какие деньги. Остальные на усмотрение и в соответствии с интересамитекущего момента.

– Свобода слова, твою мать! – в сердцах воскликнул капитан.– А эта ваша вчера мне про первую поправку пела!.. На черта вам сдалась перваяпоправка, когда у вас сплошная, блин, мешковина!..

– “Джинса”, – поправил Батурин невозмутимо. – Политическаяпресса – такое же оружие, как “стечкин”. Прошу прощения за банальность. Уоружия нет никакой свободы. Оно стреляет в зависимости от того, у кого в руках.Это для вас новость?

– На черта тогда вам свобода слова, если вы как проститутка– кто заплатил, под того и легли?!

Батурин помолчал немного, оценивая искренность капитанскогогнева. Гнев производил впечатление вполне искреннего.

В самом деле такой наивный? Не прикидывается?

– Благодаря этой самой свободе мы знаем, что “Курск” утонул,а в Чечне война, – сказал наконец Батурин.

– Так и про “Курск” врут, и про Чечню врут!

– Врут, – согласился Батурин, – но могли бы вообще молчать,как про Афганистан молчали, и про все остальное. Сгинул рязанский ОМОН наКавказе и сгинул, как не было его. Или мужики в Баренцевом море. Через три годажене бумажка, где написано “причина смерти – утопление”. Ну, как? Или все-такилучше, когда есть свобода и первая поправка?

– Да что вы заладили про эту поправку! – озверел капитан. –Далась она вам!

– Она не нам далась, а американцам. Кстати, это оченьсимволично, что первая поправка именно о свободе слова.

– Идите вы с вашей символичностью куда подальше!..

– Дискуссию затеял не я.

– Да идите вы с вашей дискуссией!.. – заорал капитан. – Очем вчера говорили с потерпевшим, отвечайте!

– Прошлый номер вышел с материалом о выборах мэра в Новом Уренгое.Костик считал, что он заказной и что мне за него заплатили.

– А вам что, не заплатили? Или вы делиться не захотели,денежки пожалели?

– Нет, – твердо сказал Батурин, – мне не платили. Меня…попросили помочь, и я… помог.

– Кому? Новому Уренгою?

– Ох-хо-хо, – неожиданно пробормотал Батурин, неуклюжеповернулся и стал смотреть в окно. Капитан насторожился.

– Костику я не сказал о том, что меня… просили. Не знаю, чтоименно он там решил, но взбеленился на этот раз по-настоящему. Мне кажется, онбы меня уволил, если бы не Кира. Она зашла и как-то его остудила.

– Водой окатила?

Батурин промолчал.

– Григорий Алексеевич, кто просил вас поставить в номерматериал о Новом Уренгое? И почему сделал это через голову главного редактора?

– Это не имеет никакого значения, – отрезал Батурин.

– Я сам решу, что имеет значение, а что не имеет. Кто?

Батурин посмотрел на Гальцева и покачал головой.

– Тогда я вас сейчас арестую по подозрению в убийстве, –пригрозил капитан, и Батурин разрешил равнодушно:

– Арестовывайте!

Да уж. Психологический прием.

Пыльная искусственная трава, пыльные искусственные кусты,выцветшие птичьи чучела. “Глухари на токовище”, одним словом.

Может, это и не бытовуха вовсе, а высоколобое политическоеубийство с участием израильской и палестинской разведок, а такженовоиспеченного мэра Нового Уренгоя?

Как там? Знаменитый биатлонист Сидоров собирался отравитьпапу римского елеем подпольного дагестанского производства, ибо папа самымподлым образом вмешивался в бизнес бывшего биатлониста, всячески мешал и строилкозни. Недавно что-то в этом духе капитан видел по телевизору и диву давался,что история рассказывалась вполне серьезно и даже с некоторым трагическимпафосом.

– Да что за секреты-то? – решив играть в дурака, спросилкапитан. – Неужели вы думаете, что я не узнаю? Или это государственная тайна?

– Тайна не тайна, но Костик не должен был знать. Я поставилэтот материал и пошел как бы против своих.

– Каких своих?

– Капитан, – отчеканил Батурин, – это не имеет отношения кубийству. Это все политика, да и то не самой высшей пробы, а так, серединка наполовинку.

Я ничего от него не добьюсь, понял Гальцев совершенноотчетливо. Он будет стоять на своем. Пудрить мне мозги, читать лекции пропервую поправку и американское законодательство и ни слова не скажет о том, чтоменя интересует.

Кремень мужик.

То ли ничего не боится, то ли очень в себе уверен. Правабыла Кира Ятт – такого только и опасаться, даром что на вид мешок мешком.

Ну и ладненько.

– Как вы думаете, кто из ваших коллег, кроме Киры, могслышать, что вы поссорились с главным?

– Все, – весело ответил Батурин, – все мои коллеги до одногомогли слышать, что я поссорился с главным. У нас слышимость исключительная, аКостик всегда орал от души. И вчера орал.

– Вы были в этом кабинете?

– Да.

– В какую дверь вы вышли?

– В приемную.

– Кто был в приемной?

– Раиса была, – подумав, сказал Батурин, – по-моему, ещеЛеша Балабанов, корреспондент. Я злился и от злости… плохо соображал.

– Так злились, что плохо соображали?

– Видите ли, – объяснил Батурин и улыбнулся короткойулыбкой, – меня никто и никогда не обвинял в воровстве. А Костик сказал, что явор. Я готов был его убить. Киру, кстати, тоже. Она влезла в самый неподходящиймомент, и Костик моментально этим воспользовался.

– Как именно?

– Он заявил что-то в том смысле, что возьмет на мое местоКиру, она-то уж воровать не станет. Он вообще умел задевать людей.

– Что значит – задевать?

– Он всегда умел обидеть. Если бы он сказал мне, что я плохопишу или не умею работать, я бы послал его подальше, и дело с концом. Он заявилмне, что я вор, и я обозлился. По-настоящему. Какой-то девице из отделановостей он устроил разнос за то, что она не знает, как зовут президента.Корреспондент не может не знать, как зовут президента, даже если он оченьтупой. Но Костик считал, что…

– Что за девица?

– Я не знаю ее имени. Она недавно появилась. Я потомвстретил ее в коридоре, она рыдала и говорила, что ни в чем не виновата.