Мой босс. Без права на ошибку - Рене Эсель

Протестующе машу руками и посылаю Вячеславу Юрьевичу самую очаровательную свою улыбку.

— Мама просто переутомилась. У нас были разногласия с женихом, но теперь все в полном порядке.

Полицейский подозрительно щурится, но я не пробиваема. Сохранить лицо помогают недавние воспоминания. Близость с Шершневым, моральная, физическая. Она мгновенно румянцем раскрашивает щеки.

В конце концов, мы оба стоим на кухне полуголые с явными следами прошедшей бурной ночи.

Именно за них и цепляется взглядом полицейский. Проходится по моей шее, сканирует в профиль стоящего Шершнево.

И смущенно отворачивается.

— Тогда я пойду? — почувствовав неловкость, замялся у выхода Вячеслав Юрьевич.

Усиленно киваю. Для верности, переплетаю наши с Шершневым пальцы. Тепло его ладони действует странно. Вселяет уверенность, добавляет сил. Невольно сжимаю руку крепче, ощутив, как он сжимает мою руку в ответ.

— Дом ваш, — слова Шершнева гулко звучат в тишине.

Я не верю своим ушам. Мама недоуменно хлопает глазами. Мы переглядываемся и с сомнением смотрим на Олега.

— Олег Константинович? — прокашливается мама, прижав ладонь к груди.

За короткие секунды меняется все. Температура воздуха, уровень освещения. Даже улегшаяся на полках пыль словно растворяется.

Он не говорит больше ни слова. Но больше ничего и не нужно. Я вижу, как он смущенно морщится, пытается нацепить ледяную маску. Но ничего не выходит. На бледных скулах проступает румянец.

Пусть Шершнев не идеален, но сейчас я точно могу сказать одно.

Никто и никогда не делал для меня подобного.

Я смотрю на него и словно вижу впервые.

Мой личный волшебник Изумрудного города.

Мама закрывает ладонями рот и всхлипывает.

А я чувствую, как в уголках глаз собираются слезы облегчения.

Между мной и Олегом словно обрушивается стена. Она валится к моим ногам. Растворяется от солнечных лучей.

Звон ее стекал становятся праздничной мелодиец чего-то абсолютно нового и неизведанного.

Не в силах сдержать эмоции, я кидаюсь ему на шею.

— Спасибо, — шепчу ему в ухо, уткнувшись носом в ароматные и влажные после душа волосы. — Спасибо тебе большое.

Недомогание сваливается на меня сразу, как только приходит новость о прошедшей операции отца.

Казалось бы, я должна летать на крыльях, что все получилось и скоро закончится. Но как бы не так.

По мне словно проехал танк.

За почти месяц Лазарев звонил еще пять раз, но я так и не набралась сил ни ответить ему, ни перезвонить.

Потому что Шершнев молча, без всяких просьб, вечером того же дня передал маме документы на дом. Все, как я и хотела.

Он оформил все на моих родителей.

На наш с мамой вопрос про деньги, лишь напомнил, что в долг никогда никому денег не дает. А воспринимать свалившееся счастье, как подарок я просто не могла.

Потому что не заслужила. Предала его в самом начале, даже не попытавшись всерьез отнестись к его предложению.

От этого на душе было так мерзко, что каждое утро я решительно поднималась и шла в его комнату, чтобы все рассказать. Но так и не доходила.

У меня язык не поворачивался признаться.

Завтра, завтра. Все завтра.

Только каждый день находились все новые обстоятельства, оттягивающие этот момент. Перенос операции отца, мамин отлет, аудиторская проверка, поиск нового финансового директора, блокировка счетов. И все это при том, что где-то внутри компании по прежнему сидит крыса.

Не говоря про корпорацию самого Шершнева.

Все наши с Олегом разговоры или сводятся к работе, или крутятся вокруг отца. Что такое выходные я забыла в тот день, когда согласилась сама временно заменять отсутствующего финансового директора.

Мы оба устаем так, что по-моему даже не замечаем присутствия друг друга в одной квартире. Нас там просто нет. Я приползаю к ночи, Шершнев — часто за полночь, когда я уже давно сплю.

Осторожный стук в дверь дергает меня с подушки, но поднять голову я так и не решаюсь. Ведь стоит ее повернуть, как желудок подпрыгивает, грозясь выплюнуть содержимое прямо на пол. Лишь немного меняю свое положение, чтобы видеть дверь

— Входи, — сиплю простуженным голосом и кашляю, приложив ладонь ко рту.

Ворвавшийся в комнату аромат жженой сосны действует подобно успокоительному бальзаму на воспаленной слизистой. С удовольствием втягиваю воздух.

Перед глазами встает образ, как я утыкаюсь носом в отглаженную рубашку и, свернувшись калачиком, засыпаю в теплых объятиях Шершнева.

Жмурюсь, прогоняя внезапный фантом. Это все простуда.

Шершнев уже готов к выезду. В своем сером костюме, что в его гардеробе тысячи. Обреченно кидаю взгляд на часы.

Выехать мы должны были пятнадцать минут назад.

— Ты не едешь? — Шершнев кидает на меня обеспокоенный изумрудный взгляд.

Меня уже не удивляют ни круги под его глазами, ни тонны кофе, что он нещадно проглатывает. Невольно вспоминаю, что отец рассказывал про Олега, а я не верила.

Сейчас я убеждена — их с отцом сделка была по инициативе отца.

Потому что ни один человек в здравом уме просто не вынесет такой объем работы.

— Буду после обеда, — прокашливаю под противный скрежет в горле. — Сейчас приму что-нибудь и приползу.

— Заболела, — констатирует факт Шершнев, а я отрицательно машу головой. — Я вызову врача.

Глава 34

Закатив глаза, приподнимаюсь с места и скептически смотрю на Олега.

— Из-за температуры тридцать семь и два? Не смеши людей, Шершнев. Оклемаюсь и буду, как штык.

— Не вызову, если обещаешь на работу сегодня не приезжать, дома ноут не открывать и даже о ней не думать, — парирует Шершнев и опускается на краешек кровати.

От его близости становится тепло. Тошнота исчезает, а противный озноб испаряется, стоит мне поерзать и оказаться рядом.

Нет, ну я же болею? А больным все прощается.

Мне просто нужно немного человеческого тепла.

Наплевав на то, что там себе думает Олег, я обвиваю его, уткнувшись носом в бедро. Он напрягается, от чего мое сердце мигом замирает.

Без чувств.

Я уже почти жалею о своем порыве, как вдруг ладонь Шершнева зарывается в мои волосы. Ласкает уставшую кожу, перебивает пряди, вызывая стаю приятнейших мурашек.

Мне кажется, что я могу пролежать так вечность.

Дремота наваливается на веки и я зеваю.

— Обещаю, — недовольно бурчу я и шмыгаю носом. — Если ты вечером мне что-нибудь сыграешь. И придешь пораньше.

Рука Шершнева исчезает. Он ерзает, а затем мягкие губы медленно и нежно касаются моего виска. Я не замечаю, когда Олег успел вытянуться на кровати рядом со мной. Но улыбаюсь приятной ласке.

— Хорошо, — шепчет он, а я утыкаюсь лицом ему в грудь. — Сегодня буду раньше. Если ты этого хочешь.

— Шутишь? — хмыкаю я и обвиваю Шершнева руками. — Мне иногда