Сталинградский калибр - Сергей Зверев

Теперь танк Соколова шел первым, а замыкал колонну Сайдаков. Дорога стелилась под гусеницами танков, разлетались снежные шапки заносов. Снегом стало заметать даже следы прошедшей недавно и разгромленной танкистами колонны. «Еще несколько километров», – покусывал Алексей губы, – «только бы успеть. Потом уйдем с больших дорог, и направление нашего движения будет трудно угадать, даже если нас и станут искать. И подольше пусть идет снег, чтобы не подняли в воздух самолет-наблюдатель. Будет авиация, и нам крышка!»

Дорога пошла немного вниз. Там, за этим возвышением, снова чуть вниз, и справа окажется проселок. По нему к озеру, а там спасительная просека. Но тут везение кончилось. На возвышении появились немецкие бронетранспортеры и мотоциклисты. Соколов увидел только две машины, которые остановились впереди в недоумении, а может, и в ожидании. И что-то подсказывало, что за ними могут быть еще и «ханомаги», а может, и танки. И решение надо было принимать мгновенно.

– Стой! – крикнул по ТПУ Алексей. – Огонь фугасными! Стоять, Михалыч, стоять как вкопанный!

Высунувшись из люка и усевшись на самый край, Соколов стал доставать флажки из брезентового футляра. «Зверобой» вздрогнул от толчка, когда выстрелило его орудие. Впереди грохнул разрыв, почти сразу со звоном вылетевшей гильзы внизу послышался звук запирающегося казенника. Выстрел! Со склона открыли огонь, и несколько пуль ударились о башню танка, в крышку люка на уровне спины Алексея. Теперь уже и Омаев начал поливать фашистов из пулемета длинными очередями. Сейчас главное – обрушить на врага всю огневую мощь.

Под свист пуль над головой Алексей яростно делал знаки разворачиваться и уходить с дороги. Но командиры танков открыли огонь из пушек, продолжая стоять на месте. Увы, с этим Соколов тоже сталкивался на войне не впервые. В танковых частях не все танки радиофицированы, часто только командирские. Хорошо, что и у немцев так же. Сейчас во взводе радиостанции стоят на всех машинах, но выходить в эфир на вражеской территории – самоубийство. И все же иного выхода не было.

– Дай эфир, – крикнул Соколов, пригибаясь. – Омаев, эфир!

И когда Руслан доложил, что переключил станцию на нужную волну, Алексей начал вызывать Сайдакова.

– «Восьмерка», я «Зверобой»! «Восьмерка»! Уводи всех за собой, уводи на нужный маршрут! Уводи!

– Я «Восьмерка», понял вас, понял! Всем, я «Восьмерка»! Всем внимание, я «Восьмерка»! Приказ – «Делай, как я»! Всем внимание, я «Восьмерка»! Приказ – «Делай, как я»!

Мотоциклисты на пригорке ретировались. Три бронетранспортера дымились, один из них лежал на боку. Соколов соображал, что сейчас предпримет немецкий командир. Он явно хорошо видит русские танки, видит, как они уходят, столкнувшись с немецкой колонной. И понимает, что это не атакующие на этом участке фронта силы Красной Армии. Сейчас он по рации сообщит о разведывательно-диверсионной группе противника, и на всех основных магистралях начнут устраивать танковые засады и засады со средствами ПТО[8].

Сайдаков повел группу вправо от дороги к лесу. Хорошо метет. Через полчаса следов гусениц не будет видно. «Пашка не промахнется, у него карта есть, маршрут обсуждали много раз. Выведет к просеке, а я всех прикрою», – думал Соколов.

– Бабенко, малым назад, – приказал он.

Только бы здесь сейчас танков не оказалось. «Зверобой» под завывание вьюги пятился назад. Вот уже пятый танк скрылся за опушкой небольшого леска. Бабенко развернул танк и повел его следом за уходящей группой. Логунов развернул башню, держа ее постоянно повернутой стволом орудия в сторону немцев. Вот машина качнулась, съезжая на грунтовую дорогу. Достигнув леса, Соколов приказал развернуть башню по ходу танка. Следы гусениц были хорошо видны, но сами танки, двигаясь по опушке леса, то скрывались за поворотом, то снова появлялись. Линия леса была здесь удивительно извилистой, рваной.

Соколов сидел в люке башни, успевая смотреть и вперед на свои танки, и по сторонам и оборачиваться назад, нет ли погони. Планшет с картой он держал на коленях. Еще немного и будет просека. И тогда танки уйдут по ней снова на север. Правда, есть соблазн продвинуться немного вперед, где через реку Сычевку перекинут каменный автомобильный мост. Потом миновать деревню с одноименным названием, а там прямая дорога к передовой. Можно сэкономить много времени. Если видимость во все стороны нормальная, то можно всегда свернуть и укрыться, если появится враг. Но, подсказывал здравый смысл, если хорошая видимость, это означает, что и спрятать быстро шесть танков не удастся. В просеку, решил окончательно Соколов, отгоняя ненужные мысли. Все решено и уже взвешено.

Раскрыв снова карту и пытаясь определить свое положение на местности, Соколов стал сверяться с ориентирами и тут же понял, что голова колонны прошла просеку и продолжает двигаться к мосту на Сычевке. Неужели Сайдаков не заметил просеку, неужели ошибся? Алексей собрался вызывать лейтенанта по рации, но тут со стороны реки прозвучал выстрел. Потом еще и еще. Стреляли пушки, отвечала «тридцатьчетверка». Неожиданно Сайдаков сам вышел на связь.

– Всем, я «Восьмерка»! – прозвучало в эфире. – Всем, я «Восьмерка»! Назад, всем назад! Меня подбили…

Сайдаков слишком поздно понял, что пропустил поворот на просеку. Они из-за столкновения с фашистами на шоссе изменили маршрут движения, и он пропустил нужные ориентиры. Так бывает. Даже с очень опытными людьми. Поэтому на фронте гибнут и молодые неопытные, и ветераны. Случайность, самая маленькая, казалось бы, незначительная. И если бы не этот мост, если бы не Сычевка. Он через пять минут понял бы свой промах и развернул колонну. Но здесь, в том месте и в это время, у лейтенанта не было возможности исправить ошибку.

Идя впереди с отрывом в полсотни метров, танк взводного вывернул из-за леса и сразу оказался в пределах видимости моста и дороги, идущей параллельно реке. Мост оказался прямо перед ними, немецкая колонна, в составе которой были несколько танков Т-II и Т-III, подошла к реке со стороны деревни, и головной танк был уже на мосту. Сайдаков сразу подумал, что это какое-то подразделение, которое подняли по тревоге, чтобы перекрыть это направление для неизвестных русских танков.

Можно было выстрелить и отойти. Можно было начать маневрировать и бить по немцам, давая отойти своему взводу. Все эти решения пронеслись в голове лейтенанта, но тут двигатель «восьмерки» перестал тянуть. Хорошо почувствовалось, что после удара в борт упали обороты. Тогда Сайдаков и принял решение. Он приказал открыть огонь по фашистам и вышел на связь в эфир, передав, что подбит и приказав отходить всем. Подняв крышку люка, Сайдаков высунулся из башни по пояс и стал осматриваться. Пули били в металл возле его головы, но лейтенант не обращал на это внимания.

Двигатель дергал, и с первого выстрела наводчик не сумел попасть в головной немецкий танк. Вторым выстрелом он перебил ему гусеницу. Немца развернуло поперек моста, и вся колонна встала на противоположной стороне. И вдруг двигатель «тридцатьчетверки» заработал на полную мощь. Удар бронебойного снаряда в боковую часть башни пришелся почти под прямым углом. Сайдаков чуть не свалился вниз, успев все же вцепиться пальцами в крышку люка. Он успел заметить, как проломившая броню немецкая болванка попала в заряжающего Конченко, оторвав ему руку вместе с ключицей, а затем врезалась в казенник пушки. Осколки попали в лицо наводчику, и тот отпрянул с криком, зажимая голову. Старший сержант Авдеев сползал по броне, а из-под его пальцев обильно лила кровь. Еще удар, и болезненный крик механика-водителя: