Сталинградский калибр - Сергей Зверев

– Попали, командир…

Что будет дальше, Сайдаков отчетливо понимал. Все произойдет быстро. Сейчас машина встанет, и ее изрешетят в упор бронебойными снарядами. А потом танки ринутся, как гончие, по следам «тридцатьчетверок». Взвод зажмут на просеке между рекой и шоссе. Лейтенант хорошо все представлял, когда рывком бросил свое тело вниз, когда ударившись локтем о казенник проскользнул в тесном пространстве, наполненном дымом и стонами умирающих. Он успел поймать руку раненого механика-водителя, поставить ногу на его ногу и надавить педаль.

– Вперед, – прохрипел Сайдаков, чувствуя, что механик-водитель сползает с кресла на бок. – Леша, вперед!

Соколов хорошо видел в бинокль, как расстреливали «восьмерку». Он стиснул зубы, понимая, что уже ничем не может помочь. Только погубит всех остальных в бессмысленной атаке. «Тридцатьчетверка» Сайдакова дергалась, как раненый зверь, а потом вдруг понеслась в каком-то предсмертном порыве, прямо на мост, где стоял подбитый немецкий танк, который уже пытались подцепить тросами, чтобы освободить проезд. «Восьмерка» на полной скорости ударила немецкий танк в корму и опрокинула его на бок, накренившись на одну сторону. Советский танк еще греб одной гусеницей, сползая с поверженного врага, но в этот момент раздался взрыв. В небо взлетел столб пламени, охвативший обе машины. Немецкие танкисты, пытавшиеся организовать буксировку, попадали, кто-то отбегал в сторону, на кого-то накидывали брезент, гасили огонь на одежде. А потом в обоих танках стали рваться боеприпасы…

Когда танки взвода подошли к нему, Соколов сделал знак следовать за собой и повел «Зверобоя» в просеку. Просека была чистой, без пней. Здесь только по краям заметно вырос осиновый подрост, который теперь хрустел под гусеницами танков. Старясь не давать волю чувствам, Алексей оценивал ситуацию здраво. Немцы на мосту растащить танки смогут не скоро. Их надо еще потушить, а пока в них рвутся снаряды, к ним не подойдешь. Не рискнет никто. И не факт, что мост остался неповрежденным. Он не рассчитан на такие нагрузки. Одно дело, когда проскочит его танк, а другое дело поставить две бронированные машины, в которых рвутся снаряды. Где-то есть переправа через Сычевку. Южнее, почти в сорока километрах. А севернее Сычевка круто сворачивает на восток.

«Немцы нас ищут, – размышлял лейтенант. – Мы нашумели, они не знают, сколько нас, и мы представляемся им опасными. Значит, будут искать нас серьезно. Плотным кольцом район им не закрыть, сил не хватит за несколько часов стянуть столько войск. Значит, будут перекрывать основные дороги, особенно восточное направление. Если они будут судить по нашим следам, то мы движемся все время на север. Значит, они нам будут устраивать ловушку на ближайшей развилке дорог. Но немцы плохо представляют проходимость «тридцатьчетверок», учитывая, что проходимость своих танков у них очень низкая».

– Бабенко, как машина? – позвал Соколов механика-водителя по ТПУ.

– Нормально, тянет родимая!

– Смотри, Семен Михалыч. Справа осинник тянется. Уходи с проселка и иди вдоль железнодорожного полотна. Там после морозов грунт промерзший, выдержит нас. А впереди подъем, мы выйдем на один уровень с железнодорожным полотном. Мы ведь не «эмка» легковая, переберемся на гусеницах через полотно! Там как раз поворот пути делают. Проскочим на ту сторону, там нас никто не ждет. А потом в чистом поле сразу круто на восток! Там никаких лесов нет, нет снегозадержания. Должно быть снега не очень много.

– Прорвемся, командир! – вместо одобрения пообещал Бабенко.

Пять машин летели, ломая небольшие деревья, разбрасывая белый снег вперемешку со смерзшимся камышом. Подъем был пологим, и «Зверобой» преодолел его с ходу. Приказав поставить танк чуть в стороне, Алексей стал наблюдать, как подъем берут остальные «тридцатьчетверки». «Тройка» старшего сержанта Ковалева лихо взобралась по склону, Соколов махнул рукой, чтобы танк шел через пути на ту сторону. Следом по склону стал подниматься Яковлев, «пятерка» уверенно поднялась и тоже ушла на опушку леса на другой стороне железной дороги. Старшина Щукарев тоже легко справился с задачей.

Когда последней пошла «четверка», Соколов понял, что с машиной что-то происходит. И тут же его подозрения подтвердил Бабенко, сказав, что сейчас полетит сцепление. Под крики всех экипажей «четверка» рывками все же поднялась наверх и тут же встала.

– Все, – высунувшись по пояс из лобового люка, крикнул механик-водитель. – Хана сцеплению. Не выдержала лошадка!

– Плохо, нам тут с ней колупаться сутки, если чинить, – проворчал Бабенко.

– Отставить! – Алексей спрыгнул на броню, потом на снег и подбежал к старшине Лапину и его экипажу, столпившемуся возле своего танка. – Лапин, всем свои вещи из машины забрать. Бабенко, трос сюда! На буксире вытащить танк на рельсы. Лапин, гранату со снятой чекой под укладку снарядов и на броню к нам. Пять минут на всю операцию! Начали! Бегом!

Когда четыре танка вышли за лес и понеслись через чистое поле под нависшим хмурым зимним небом, Соколов, стоя в люке, услышал, как со стороны железной дороги вдруг стали раздаваться прерывистые паровозные гудки. Видимо, состав выскочил из-за поворота, увидел танк на путях, но затормозить возможности уже не было. Через несколько секунд раздался грохот, над лесом взметнулся столб черного дыма, потом раздался еще взрыв. Низкую кромку облаков стали освещать яркие вспышки огненных всполохов.

– Все равно в бою погиб! – проворчал Лапин, сидя позади башни «Зверобоя». – Как солдат.

Соколову не удалось даже умыться. Его посадили в штабную машину и повезли по мерзлым ухабам. Адъютант что-то рассказывал о наступлении, рассуждал, какие плохие вояки итальянцы. Алексей прижался головой к боковому стеклу и задремал. Не удавалось уснуть крепко и глубоко. Слишком велико было напряжение этих дней, слишком яркой была в памяти гибель товарищей. Он даже не знал, пробились ли автоматчики Заболотного к своим. Адъютант ничего об этом не знал. И под его бормотание лейтенант дремал, постепенно все же расслабляясь. Через два часа в какой-то деревне, среди танков и грузовиков у большой избы машина остановилась, и Соколову пришлось тереть лицо руками, чтобы отогнать вялость. Он зачерпнул снег в ладони и потер лицо.

– Вот он, – не удержался и обнял Соколова комбат, – вернулся наш орел!

Смущенно выбравшись из объятий майора Топилина, Алексей поднял руку к шапке и доложил, как положено, что прибыл по приказу командира корпуса. Баданов смотрел на Алексея с терпеливой усмешкой. Потом велел подойти к столу с расстеленной на нем картой.

– Я позвал тебя, герой, вот для чего. Сведения мы твои получили. Твой последний пакет сейчас мои помощники разберут и доложат, что к чему.

– Добрался Заболотный? – не удержался от вопроса Соколов.

– Добрался, – кивнул начальник штаба. – И немца твоего приволок. Как родного защищал. Но нам, кроме показаний пленного полковника и тех документов, что вы смогли собрать, хотелось бы узнать ваше мнение. Вы кадровый опытный командир, воюете не первый год. Вы были в гуще всех событий и все видели своими глазами. Какое мнение у вас сложилось?