Гидеон - Генрих Эдуардович Маринычев

class="p1">— Не хочешь мне отвечать? Тогда лови это!

Ведьма резко взмахнула своим корявым посохом. Когда он взвился вверх, от его вершины оторвался небольшой искрящийся лиловый шар и с шумом и свистом быстро устремился ко мне. Что это за колдовство, я даже не представлял, но понимал, что это что-то весьма неприятное, а потому я попытался изо всех сил от него уклониться, наклонившись влево. И у меня получилось — лиловое сияние лишь просвистело мимо моего плеча и ударилось в ствол ели.

— Проклятая юность, — зло прошипела ведьма. — Вот откуда все зло.

Выровнявшись, я не стал тратить время попусту, а вновь запустил в нее каменный снаряд. И вновь ведьма легко от него уклонилась, как кузнечик от медлительного сачка.

Ведьма так же повторила свое колдовство и во второй раз запустила в меня шумный лиловый шар. Я был готов к такому и вновь от него увернулся, на этот раз — кувырком.

Чем снова вызвал ведьмино негодование.

— Проклятый юнец! Проклятая юность, — вновь донеслось до меня. Проклятая юность? Верно — в этом бою мне помогала моя юношеская прыть. Но мои каменные снаряды летели куда быстрее ее лиловых шаров, однако же она умудрялась от всех их уворачиваться. Ну и кто на кого должен злиться!?

Уразумев, что это колдовство против меня бесполезно, ведьма перешла к новому: женщина резко стукнула посохом об землю, и в том месте, где они с грохотом соприкоснулись, поднялось нечто наподобие черных корней и волнами побежало в ту сторону, где находился я.

Такого колдовства я не ожидал и, парализованный ужасом, даже на миг растерялся. Но моя голова все сделала за меня.

— Ла-тарра-кра!

Вовремя! Из земли вылезла небольшая каменная стена, и стала между мной и темным заклинанием. Черные корни добрались до стены и мгновенно опали, словно их обрезали.

— Умно. И шустро, — зло прокряхтела женщина. — Но все равно — тебе меня не победить!

Победить ее? Да я о таком не мечтал. Я хотел просто нанести ей один удар. Один сильный удар, чтобы дать Ленье шанс ворваться в бой.

Отвлекшись на свои мысли, я даже не заметил, как в руке женщины появился небольшой тканый мешочек, который она резким движеньем швырнула в мою сторону. Мешочек пролетел чуть больше половины пути и упал на землю, не долетев до меня две дюжины шагов. Я уже собирался посмеяться над этим, как вдруг мешочек взорвался, выпустив из себя густое зеленое облако. В то же мгновенье ведьма побежала ко мне, яростно хохоча во все горло. Я поднял руку, чтобы атаковать, но тут же почувствовал, как на мои глаза навернулись слезы, а горло содрогнулось от позывов кашля.

Да что же это! Да как же это! Я знал заклинание, и я готов им воспользоваться, но я не мог этого сделать из-за обычного кашля. О боги — что за ужас! О боги — что за позор!

Я попытался пересилить себя, но только усилил кашель. Из-за залитых слезами глаз я даже не увидел приближения ведьмы. Зато я его ощутил. Да еще как ощутил: моего горла коснулись чьи-то холодные пальцы и принялись сжимать его с невообразимой силой. Еще сильней. Еще. С силой. С болью. Да так, что я больше не мог ни о чем другом думать, кроме как о боли.

И все это время рядом с моим ухом тихо шептал жуткий противный голос:

— Всё, все. Вот и кончился твой путь, первогодка. А ты думал, что победишь? Победишь темную ведьму? Нет, о, нет. Знай свое место, крысеныш. Может быть, я пока еще слаба, но опыта у меня побольше.

Ведьма забавлялась, продолжая свои оскорбления. Но я ее не слушал — мне было не до слов. Я лишь старался отодрать от своего распухшего горла крепкие тонкие пальцы. Мне хотелось лишь одного — чтобы боль прекратилась, и я мог вдохнуть хоть глоточек воздуха.

Хоть один.

Хоть малюсенький.

Хотя бы напоследок.

Внезапно за пеленой отчаяния я ощутил очень сильный жар. Затем хватка вокруг моего горла значительно ослабла, и я рухнул на землю, едва не сломав себе руку. Я отчаянно хотел сделать хоть один вздох, но мое горло, казалось, распухло настолько сильно, что не пропускало воздуха.

Но я старался. Мне бы всего глоточек. Всего один глоточек. Всего хотя бы один…

Когда я, наконец, смог дышать как раньше, то осмотрелся, чтобы понять, что случилось. И увидел я очень много. В первую очередь я увидел мертвую ведьму с дымящимся затылком. Затем я увидел полностью сожжённую нежить. Увидел пять мертвых тел, три зомби и двух скелетов. И, под конец, я увидел Ленье, устало опершегося на шершавый ствол. Юноша молча глядел на свою левую ладонь с благоговейным ужасом.

— Что-то… случилось? — отчаянно прохрипел я, осторожно поднимаясь с земли с намерением броситься на помощь благородному.

— Случилось? Да, — мрачно ответил юноша.

— Что? — выпалил я, перебирая в голове все худшие варианты.

Но все оказалось иначе.

— Я… могу колдовать. Я снова могу колдовать, — сообщил мне Ленье.

— Но это же хорошо, — изумился я, потихоньку вставая на ноги. Это же хорошо! — вновь заметил я.

— Хорошо? Верно. Но… — Он замешкался, явно сомневаясь, стоит рассказывать дальше. — Когда я стоял, пытаясь создать заклинание, я вновь перепробовал все. Я взывал к чувству долга. К чувству чести. К долгу перед семьей. К долгу перед королевством. К долгу перед королем. Это не помогало. Нисколько не помогало. Тогда я воззвал к своей ненависти.

— К ненависти?

— Да. После стольких проб и ошибок во вме всколыхнулась ненависть. И я ее призвал.

— И?

— Как видишь, я победил, — развел руками он.

— Ты победил страх колдовства своей ненавистью?

— Как видишь, — ответил Ленье.

Оу! Вот это да. Вот уж да так да. Ненависть. Кто бы мог подумать, что именно она окажется его самым сильным чувством. Сильнее чувства чести, сильнее чувства долга. Сильнее тех чувств, что толкнули его на сраженье с ведьмой.

И вот еще что — я хорошо знаю, что такое ненависть. И так же я знаю, что просто ненавидеть нельзя. Ненавидеть можно что-то. Или же кого-то. Так кого или что так ненавидел Ленье?

Впрочем, об этом я мог только догадываться.

Да и у меня не было много времени на размышления..

— Ленье?

— Чего?

— Я снова с тем же вопросом. У нас тут первая ведьма. Что нужно взять с нее в качестве доказательства?

— А я почем знаю, — пожал плечами он.

Он не знает. Тогда мне откуда знать?

— Выходит, снова придется брать голову. Но… —