Библия Раджниша. Том 4. Книга 1 - Бхагван Шри Раджниш

— это инстинкт; вторая, средняя, — это интеллект; и третья, самая высшая, — это интуиция.

Первые две буквы «ин» используются во всех трех словах. Это имеет определенное значение. Это означает, что эти свойства являются врожденными. Им нельзя научиться, нет способа взрастить их с посторонней помощью.

Инстинкт — это мир животных: там все является инстинктом. Даже если иногда вы видите признаки чего-то другого, то это ваше живое воображение. Например, можно видеть любовь среди животных — мать с большой любовью и заботой присматривает за своими детенышами — и можно подумать, что это не просто инстинкт, это что-то более высокое, не только биологическое. Но нет, это не высокие чувства, это просто биологическое. Мать делает это подобно роботу, который находится в руках природы. Она беспомощна — она вынуждена так делать. У многих животных отсутствует инстинкт отцовства; напротив, многие животные убивают своих детенышей и съедают их.

Например, крокодилы; жизнь их детенышей находится в большой опасности. Мать защищает и сражается за жизнь своих детенышей, а отец только и хочет хорошо позавтракать. У отца нет инстинкта; фактически его природа сходна с природой человека.

Мать крокодилиха должна держать своих детенышей в пасти, чтобы защитить их от отца, у нее огромная пасть — все женщины имеют большие рты, — она может держать в пасти около дюжины детенышей. В пасти своей матери за ее опасными зубами они чувствуют себя в полной безопасности. Самое трудное для детенышей — это узнать, кто их мать, а кто отец, они ведь похожи друг на друга. И иногда детеныши подходят близко к отцу, попадают в его пасть и исчезают навсегда; теперь они никогда не увидят белый свет. Но мать старается сражаться за них, защищать их.

Возможно, поэтому природа дает детенышей в изобилии: каждый раз мать приносит дюжину детенышей, и так каждый год. Если ей удается спасти хотя бы двух, то популяция остается точно такой же, но ей удается защитить почти половину своих детенышей.

Если наблюдать за крокодилами, то можно заметить, что отец действительно жесток; у него нет сострадания, нет любви, а мать действительно ведет себя по-матерински. Но вы просто живо воображаете свои идеи. Мать защищает детенышей неосознанно; защищать их — просто заложено в ее гормонах, а отец не имеет ничего общего с этими гормонами. Если ему ввести эти же самые гормоны, то он перестанет убивать своих детенышей. Так что это вопрос химии, а не психологии или чего-то другого более высокого, чем биохимия.

Девяносто процентов в жизни человека все еще принадлежит животному миру. Мы живем инстинктом.

Вы влюбляетесь в женщину, или женщина влюбляется в вас, и вы думаете, что это нечто великое. В этом нет ничего великого, это просто инстинктивное страстное увлечение: одни гормоны привлечены противоположными гормонами. Вы просто игрушка в руках природы. Ни одно животное не беспокоится о деликатности и нежной привязанности во время любви, но человек чувствует, что просто быть инстинктивным оскорбительно, унизительно: что ваша любовь — лишь одна биохимия? Ваша любовь — это поэзия, ваша любовь — это искусство, ваша любовь — это философия, — но биохимия? Похоже, что вы стыдитесь своей биологии, своей химии, своей природы. Но это не путь понимания. Вы должны точно понимать, что есть что.

Различия должны быть ясными, иначе вы навсегда останетесь в замешательстве. Ваше эго все время будет заставлять вас воображать как можно более высокими те вещи, которые, на самом деле, не выше самого низшего слоя. Ваша любовь — это просто иллюзия, созданная вашей химией.

Только подумайте: если отбросить романтическую идею любви, то я не думаю, что любой мужчина или женщина смогли бы переносить секс и его абсурдность. Это выглядит так глупо. Лишь отбросьте эту романтическую идею и начните думать с помощью простых биологических и химических терминов — тогда ваш секс заставит вас устыдиться. Там ничего нет, чем можно было бы хвалиться.

Лишь представьте себя, занимающихся любовью с мужчиной или с женщиной без романтичности, без поэзии, когда нет ни Омара Хайяма, ни Шелли, ни Байрона, — а есть только процесс размножения, поскольку природа хочет производить детей при вашем участии, поскольку природа знает, что вы должны умереть. Вы не вечны; вы умрете, а природа хочет, чтобы жизнь продолжалась. Но человек не может заниматься сексом до тех пор, пока у него не будет чего-то романтичного, поэтому он напустил вокруг секса тумана, который он называет любовью. Он притворяется, даже верит, что это любовь, — но понаблюдайте более внимательно.

Вы интересуетесь мужчиной или женщиной. Природный инстинкт в женщине — играть в прятки. Очень странно, что во всех культурах, во всем мире маленькие дети обязательно играют в две игры. У них религии разные, у них культуры разные, у них расы разные, их общества, их языки — все разное, — но не важно, родились они в Африке, или в Китае, или в Америке, или в Индии, все интересуются этими двумя играми.

Одна игра — это прятки. Странно, почему во всем мире нет ни одной культуры, где дети не играли бы в прятки. Похоже, что эта игра связана с инстинктом, раз они готовятся к какой-то большой игре — к игре в прятки. Это лишь репетиция, а игра продолжается затем всю жизнь.

Женщина всегда является той, что старается спрятаться, а мужчина всегда тот, кто ищет. Искать — это вызов для него. Чем больше женщина прячется, тем сильнее вызов, тем сильнее его возбуждение. Итак, вы увидите, что чем красивее женщина, тем более она опытна в прятании, в скрытности, в том, чтобы как можно больше заставить вас чувствовать жажду и голод. Она продолжает говорить «нет» — это «нет» является ее прятанием. И все в мире знают, что когда женщина говорит «нет», она имеет в виду «да» — на всех языках. Если она не готова сказать «да», она даже не побеспокоится сказать «нет».

В моем университете один студент, который был моим соседом по общежитию, очень стеснялся девушек. А я, по какой-то странной причине, с самого раннего детства учил людей самым разным вещам. Какая-то странная судьба! Люди доверяли мне, они могли сообщать мне по секрету о своих слабостях; и чтобы я никому не говорил, и чтобы я дал им какой-нибудь совет — в особенности из-за того,