Плавильная лодочка. Карагандинская повесть - Елена Ивановна Зейферт

отвечает она, целуя его темя. О, замрите, слышите, как деревянные духовые соперничают с медными? Протяжность английского рожка врастает в длинные ноты валторны, ее широкое дыхание перебивает его язычковую экзотику. Йоханна изгибается, избавляясь от тонкой сорочки, Юлиан целует ее горло, звучит соло языка.

Они долго теряли друг друга. Она шла по мосту внутри него, сойдя с царственной белой лошади, а он прыгал на одной ножке от восторга, но опускал голову. Не Йоханна, а Германия держит его в зубах.

Юлиан дрожит, мокрые звезды вынуты из колодца. Белеют хребты созвездий. Лунная блажь. Мир превратился в один язык и два живота. Девушка садится в постели, прижимает сахарные коленки к подбородку. Юлиан молитвенно смотрит мимо.

Йоханна похожа на свою бабушку Марийку: ее точеное хрустальное лицо разбивается на маленькие фигурные обломки, их много в закромах Юлиана, эти осколки, их массу клюют голубки с кровавыми глазами, и яйца этих птиц, красные, похожи на пяточки новорожденного.

Люка, Люка, Lüka – примеряет на себя младенец имя предка, но оно, как круглый камень, катится с его лба, пока нежное семейное прозвище не впускает имя в свою созревшую карету.

* * *

2001.

Geh un mach die Fensterlahde uf, Johanna!

Быть наедине с собой в многолюдье.

«Nimm, nimm, Schätzchen, ich habe dieses Buch extra für Dich besorgt. Der Titel lautet «Deutschland hin und zurück», der Autor ist auch Russlanddeutscher. Damit wirst du ruhiger. Lies, es berührt und beruhigt dich»73, – Юлиан, истый дух Германии, продолжает влюблять Йоханну в свою страну. Для нее диковина, диво этот робкий мальчик с белыми прямыми волосами. Книгу Венделина Мангольда она теперь всегда носит с собой. Автор ее любит вокзалы, переплетения путей, его стрела «Augsburg – Würzburg» пронизывает и родной для Юлиана Бонн.

Йоханна стоит на римском фундаменте Германии, всюду Трир, рыжий, осенний Трир. Плиний Старший знал эти места. Взлохмаченный, робкий, Юлиан везет ее в Люксембург, сумеречный город на их глазах постепенно уходит в темноту ступенями крепостных стен: первой гаснет верхняя часть каскада, затем тьма ползет книзу. Йоханне зябко, они снова забираются в машину Юлиана и едут в Германию.

«Geh un mach die Fensterlahde uf, Johanna!»74 – слышит девушка сквозь сон. Это кричит бабушка. Но ставень нигде нет. Йоханна, еще не открыв глаза, ищет руками ставни, Юлиан улыбается, притягивает ее голову к себе, целует волосы. Вечером они расстаются. Ей на конференцию в Гисен, а он занят, не уйти с работы.

Незнакомый город для Йоханны начинается с особой формы отдыха – быть наедине с собой в многолюдье. Она одна. Новые люди рядом как дно в мелком водоеме, к которому можно прикоснуться, а можно просто плыть, не заботясь о безопасности. Быть может, дна давно не достать, и они не ответят на ее приветствие? Увы, остаться одной значительно сложнее, чем общаться. Но и значительно интереснее. Йоханна надеялась, что выходных с Юлианом ей хватит надолго, можно будет пить и пить их драгоценные капли. Но, увы, уже через десять часов после расставания она сильно тоскует по нему, часто смотрит в мобильный, благо Юлиан щедр на сообщения и не играет с ней в молчание.

В воскресенье Гисен погружен в целительную тишину (казалось, жителей здесь почти нет, ни звука, лишь колокольный звон внезапно охватывает город с высокой башни), но с понедельника оживает. Он не игрушечный, как некоторые другие немецкие города. Прогулки по Гисену словно создают вокруг человека воздушную подушку. Город небольшой и понятный. С чистым воздухом. Со своим пешеходным Арбатом. Неожиданный. То встретится железный мост, то тоннель, а в нем узкая речка, поросшие мхом ступени. То городская скульптура обступит тебя, как группка живых людей. То фонтан стеной струй упадет перед тобой с моста ночью.

* * *

2001.

Соборы и башни не принадлежат здесь городу.

Красная гусеничка городского трамвая.

Но сказочных чудес от Гисена не ждешь. Телефон замолкает. Нет, все его функции работают, только Юлиан офлайн. Может, дело в городе? Другое дело – Фульда, с ее стреловидными, летящими в небо соборами, они здесь словно на цыпочках. Когда утром на город опускается туман, дома и площади еще видно, а самый высокий собор похож на висящий над городом призрак. В Фульде Юлиан всегда был рядом. Был он рядом с Йоханной и в Халле. Соборы и башни не принадлежат здесь городу. Они нездешние. Город и эти высокие пришельцы откликаются на разный зов. Халле скорее голос, чем слух; а его храмы – слух. Тиканье сердца для слабовидящих на светофоре, шуршание под ногами неожиданного мелкого щебня перед рестораном, Flammkuchen75 в руках шумного официанта – это Халле. А колокольный звон, рассыпавшийся ввысь, а не на землю, и ты с задранной к небу головой – это их Gehör76 и твой Ruf77, окликай и будешь услышан, ведь ты внутри органа слуха, среди золотых молоточков и наковаленок, тебя слышат как