Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы - Игорь Можайский

была на работе, в гостинице «Южная». Все на том и успокоились. А через сорок минут появляешься ты с гитарой. Это, Павел, во – вторых.

Теперь, в – третьих. Бабушка Костика, мать твоего отца, один раз в неделю, строго в понедельник, с восьми тридцати утра до половины четвёртого, навещает свою сестру, которая живёт в доме №72, по Ленинскому проспекту, следовательно, в этот день ты и открыл дверь Чкаловых, сделанными дубликатами ключей и забрал эти двести рублей Костика. Сигнализации у них нет. Занятия в вашей школе начинаются тоже в половине девятого утра, и у тебя была математика, а ты опоздал на первый урок ровно на пятнадцать минут. Почему?

– Я уже сказал, я забыл дома учебник по математике, и пришлось возвращаться.

– А я думаю, что ты ждал, пока бабуся Чкаловых выйдет из квартиры и пойдёт на троллейбусную остановку. Потом ты забрал деньги и побежал в школу, именно побежал, потому что в класс ты вошёл раскрасневшийся и вспотевший. Вот эти пятнадцать минут и появляются.

– Правильно! Я же торопился!

– Ясно!

Парень сидел, опустив голову.

– А в – четвёртых, я сейчас тебе кое – что покажу! – Шелестов поднял трубку внутреннего телефона, стоявшего у него на столе.

– Дежурный 96 отделения милиции…

– Саш, угомонись, пришли – ка ко мне своего помощника, сержанта Лагутина. А то у меня тут малец один, хочет в камеру на экскурсию, а я вот его отговариваю, не надо мол, лучше иди домой, к маме. А он, стервец, ну, ни в какую! Взрослым себя считает, самым хитрым и умным.

– …

– Ну, спасибо! – Антон опустил трубку на телефон. – Нина Николаевна! Вы здесь посидите вместе с Уваровым, а я с вашим сыном пройду в дежурную часть, покажу ему кое – что. Так сказать, небольшая экскурсия в его возможное будущее! Не беспокойтесь, это интересно и познавательно, что-то похожее на урок «каким не надо быть», так сказать!

Женщина согласно кивнула головой и судорожно достала из дамской сумочки носовой платок.

– Она всё поняла и приготовилась плакать! – с сочувствием подумал Шелестов.

Раздался стук в дверь и на пороге вырос помощник дежурного.

– Павел! На выход! – сказал Антон и поднялся со своего места.

– С вещами! – хохотнул сержант.

Когда Шелестов последним вышел из своего кабинета, то предусмотрительно плотно закрыл за собою дверь.

Они втроём вошли в дежурную часть отделения и повернули налево мимо дежурного, равнодушно посмотревшего на них, вошли в узкий коридор, где располагались четыре камеры временно задержанных.

– Открывай! – Антон ткнул пальцем в камеру №2.

– Есть! – зазвенев связкой ключей, Лагутин приоткрыл дверь.

Антон взял за плечо Павла Стечкина, привлёк его к открытой камере.

– А теперь, смотри!

Из приоткрытой двери ударил плотно спрессованный, тошнотворный запах перегара и курева, запах немытых тел, тяжёлый дух застарелого пота, кислых человеческих испарений, грязной одежды. Вонь была настолько концентрированная, что у него даже вызвала тошноту и резь в глазах. Если нужно найти применение пословице: «Хоть топор вешай!», то это сюда.

На полу на корточках сидели задержанные, все в одних носках, а прямо у самой двери два узбека. Над ними, на полуметровом возвышении над полом, стояли двое мужчин, голые тела которых по пояс были густо покрыты татуировками и блестели от пота.

– Опаньки! Свежачок прибыл! – весело сказал один из них.

– Начальник! Это ты для нас молодого петушка приволок? – вторил ему другой.

Парень, тут же, хотел было рвануться назад, но его сзади железной хваткой держал за левую руку сержант, а за правую – Шелестов.

Один из узбеков вдруг схватил Павла за штанину брюк и визгливо засмеялся.

– Карашо, начальника! Я в карты играть буду, штаны теперь моя!

– А новая батинка – моя! – завизжал вдруг второй узбек, и, упав на карачки, вцепился обеими руками в правый ботинок Стечкина.

Павел повернул голову в сторону Антона, и он увидел его полные животного ужаса остекленевшие глаза. Затем парень собрался было закричать от испуга, но Шелестов, закрыв ему рот ладонью левой руки, рванул от приоткрытой двери и прижал спиной к противоположной от камеры стене.

– Всё! Хватит! Закрывай! – скомандовал он сержанту.

– Ты что, сучёнок, решил со мною в игрушки поиграть? А? – прошипел Антон в самое ухо Павлу, крепко зажимая ему рот. – У меня, подонок, нет времени заниматься такими малолетними пидерастами как ты! Я тебя, тварь, сейчас оставлю у этих уголовников на пару минут, и твою свежую, молодую жопу они порвут в мелкие лоскуты! Ты будешь здесь очень популярен! А за десять дней, что я тебе по «сотке» обеспечу, и которые ты проведёшь в этой камере, её вонючие, волосатые обитатели станут тебе почти родными. Ты привыкнешь к зловонию, шуму, тесноте, ночам без темноты, очереди в сортир, и тюремному быту. Ты скоро сам будешь вонять, как эта камера. Хочешь этого, тварь? А? Я ночами не досыпаю, ищу убийц по одному делу на моей земле, а ты, гадёныш, возомнил себя крутым агентом «007»? Да? Книжек начитался, сволочь! – и, сделав страшные глаза, Шелестов почти выкрикнул ему прямо в ухо, – где деньги спрятал? Отвечать, живо?

Стечкин истерично забился в его руках и что-то замычал.

Старостин, закрыв дверь камеры на ключ и, увидев такой расклад, быстро ретировался в дежурную часть.

– Ладно! Я сейчас уберу руку, и ты чётко и внятно мне скажешь, где они? Ты понял? Если издашь хоть писк – в камеру!

Парень энергично быстро закивал головой в знак согласья.

– Раз, два, три! – Антон убрал руку.

– Вввв ст… ст… старом учебникекекеке, по мааааатематикекекеке, зазаза девятый класс.

– Хорошо!

– А учебник где?

– Вввв шкафууууууууу!

У Павла начиналась истерика.

– Пошли! – Шелестов вывел его из дежурной части в коридор, и они подошли к закрытой двери кабинета.

– Так, быстро истерику прекратить, вытри сопли, и держись молодцом! Ты получил урок, я думаю надолго. И если когда-нибудь, я тебя увижу здесь по очередному заявлению, не будет уроков, а начнётся суровая жизнь. Носовой платок есть?

Павел достал чистый, аккуратно сложенный платок из нагрудного кармана рубашки, вытер слёзы, лицо, высморкался и также аккуратно положил его в карман брюк.

– Молодец! Готов?

– Да!

Антон вошёл в свой кабинет, ведя впереди себя парня, который дрожал мелкой дрожью.

– Присаживайся! – Антон указал ему на стул, где он сидел раньше.

Его мать тревожно посмотрела на сына, а потом на Шелестова.

– Не волнуйтесь, Нина Николаевна! Я показал «вживую», кто и как у нас содержаться в камере и Павел разволновался! Бывает с непривычки, знаете ли. Потом он вам всё расскажет, что увидел. Верно, Павел?

– Да.

– Теперь давайте заканчивать! Нина Николаевна, вы втроём сейчас идёте к вам домой, где Павел отдаст участковому двести рублей!

Мать Павла охнула и закрыла лицо руками.

– Алексей! – обратился он к участковому. – У них дома, возьмёшь у Павла чистосердечное признание и передашь его мне. Далее, заберёшь деньги и сходи, отдай их Чкаловым и возьми расписку, но только тем числом, каким написано заявление! Идея ясна? Нашли, мол, потерю!

Участковый согласно кивнул.

– Я думаю, что материал отработан, в общем, с остальным разберёшься, не мне тебя учить! На, забирай весь материал и вперёд. Всё, все свободны!

Отдав бумаги Уварову, и наклонившись к ещё сидящему напротив Павлу, Антон тихо спросил:

– А деньги то, для чего нужны были?

– Мне Маша Свиридова очень нравится. У неё день рождения после Нового Года, десятого февраля! Хотел подарок хороший подарить и в кафе с ней посидеть. Не думал ни о чём.

– Ясно! Всё, иди!

А мать Павла вдруг бухнулась на колени у стола Шелестова и запричитала в голос.

– Горе то, какое! Опозорил стервец, меняяяяя! Был бы жив Феденька мой, не было бы такого! Прости меня Господи, простите меня Антон Генрихович, не доглядела я, всё для Павлуши старалась, работала с утра до вечера, всё для него делала, чтобы учился, чтобы образован был. Как же теперь мне жиииить?

Не ожидавший таких эмоций, Антон вскочил и стал поднимать женщину, чтобы