"Загадка" Смерша - Николай Лузан

Мороз и ветер крепчали. От собачьего холода Кемпке уже не чувствовал ни рук, ни ног и, чтобы не околеть, все чаще прикладывался к фляжке с водкой. Хуже всего приходилось Дериглазу. Его палец, казалось, намертво примерз к ключу передачи. Наконец он закончил работу и, сдернув антенну с ветки ели, принялся паковать рацию в вещмешок. Негнущиеся пальцы плохо его слушались, и Кемпке, не выдержав, пришел ему на помощь. Делле же, не дожидаясь, когда они свернутся, выбрался из сугроба на тропку и двинулся к станции. Дериглазу и Кемпке пришлось приналечь, чтобы не отстать от него. Когда они вышли к окраине поселка, Дериглаз от усталости еле держался на ногах. Но Делле не дал ему перевести дыхание, так как спешил поскорее покинуть место выхода в эфир. Окольными путями шпионы вышли к железнодорожной станции и на входе в зал ожидания столкнулись с комендантским патрулем.

Старший сержант и двое рядовых пробежались по ним усталым взглядом и не стали останавливать. Суровый капитан-пехотинец и мрачный сержант-верзила за его спиной отбили у патруля охоту проверять документы у «бывалых фронтовиков». Старший сержант отступил с прохода и взял под козырек. Делле небрежно козырнул, вошел в зал, осмотрелся, ничего подозрительного не заметил, но осторожность взяла верх, и он сел лицом к входной двери. Рядом примостился Дериглаз. Кемпке занял лавку за его спиной, так, чтобы видеть перрон.

После мороза и изматывающего марша по глубокому снегу тепло действовало подобно снотворному, и первым сморило Дериглаза. Он расплылся по лавке и через минуту уже тихо посапывал. Кемпке, как ни крепился, тоже начал клевать носом. Делле, чтобы не уснуть, время от времени пощипывал себя за ухо, но монотонное гудение огня в печке-буржуйке и истома, разлившаяся по телу, убаюкивали и притупляли чувство опасности.

Стук двери заставил его встрепенуться. Два кряжистых железнодорожника, недолго постояв на входе, затем прошли к печке, вытянули ладони к ней и со скучающим видом стали разглядывать пассажиров. Делле насторожился. Взгляд рыжеусого железнодорожника ему не понравился, в нем снова проснулось смутное чувство тревоги. Оно возникло еще утром, когда они покидали дом Кайзера. На выходе со двора и потом на станции в Малоярославце Делле порой казалось, что чьи-то внимательные глаза наблюдают за ними.

На этот раз внутреннее чувство опасности говорило Деле, что незримая угроза — не игра его воображения. Покой, царивший в зале ожидания, уже не казался ему мирным. С появлением железнодорожников завозился здоровяк в овчинном тулупе.

Скользнув взглядом по Делле и Дериглазу, он остановился на вещмешке с рацией. Два пехотинца, сержант и ефрейтор, до этого оживленно болтавшие между собой, смолкли и передвинулись ближе к двери. Делле обернулся в сторону привокзальной площади и похолодел. У водонапорной башни остановился грузовик, и из него, как горох, посыпались на землю солдаты. Каждая клеточка Делле кричала об опасности и звала к действию. Незаметно расстегнув кобуру, он пихнул локтем в бок Дериглаза. Тот очнулся и осоловело захлопал глазами.

«Засада! Стрелять по моей команде!» — прошептал Делле. Дериглаз дернулся, словно от удара электрическим током, и судорожно ухватился за вещмешок с рацией. Делле цыкнул на него и толкнул Кемпке. Тот очнулся. Слово «засада» заставило его подобраться. Прислушиваясь к Делле, Кемпке взглядом искал среди пассажиров тех, кто угрожал им. Таких, как им показалось, было немало, они решили разделиться и идти на прорыв.

Оживление в группе шпионов не укрылось от верзилы в овчинном тулупе. Он распрямился во весь свой гигантский рост и сделал шаг к ним. Делле нервно сглотнул. Подтверждалось самое худшее предположение — они угодили в заранее подготовленную засаду. Дополнительным свидетельством тому являлись действия армейского патруля — сержант и двое рядовых блокировали выход на привокзальную площадь. На глазах изменились и «железнодорожники». От их вальяжности не осталось следа, они приняли охотничью стойку и переместились к дверям, ведущим на перрон.

Так слаженно могли действовать только натасканные на засадах «волкодавы» из НКВД или Смерша. Промедление было смерти подобно, и Делле перешел к действиям. Стремительно поднявшись с лавки, он сграбастал в охапку старуху, используя ее как таран, опрокинул на пол рыжеусого «железнодорожника», бросившегося наперехват, и ринулся к окнам. Второй «железнодорожник» в последний момент успел вцепиться в Делле, но, получив сокрушительный удар ногой в живот, отлетел в сторону. Также решительно действовал Кемпке. Стреляя направо и налево с обеих рук, он сеял панику среди пассажиров.

Люди, потеряв от страха голову, искали спасения от убийственного огня гитлеровских агентов, и у дверей возникла давка. Делле воспользовался этим. Яростно работая кулаками и локтями, он прокладывал себе дорогу к окнам, выходившим на перрон. Вслед за ним пробивался Дериглаз. Группа захвата, попав в водоворот толпы, предпринимала отчаянные усилия, чтобы не упустить шпионов, но оказалась бессильной перед людской стихией.

Кемпке первым прорвался к окну и, как камень, выпущенный из пращи, вынеся на себе раму со стеклами, выпрыгнул на перрон и помчался к эшелону, громыхавшему на дальнем железнодорожном пути. Грузовой поезд набирал скорость, но он успел вскочить на подножку вагона. Вдогонку Кемпке прозвучали запоздалые выстрелы.

Вслед за ним рвался из кольца окружения Делле. Выпрыгнув через разбитое окно на перрон, он бросился в противоположную сторону — к железнодорожным складам. Вслед ему неслись крики: «Брать живьем!» Красноармеец, ринувшийся наперехват Делле, был сброшен с платформы на железнодорожные пути. В несколько гигантских прыжков шпион достиг забора, перемахнул через него и запрыгнул на подножку машины, разгружавшейся у складов. Оторопевший водитель не понял, как оказался на земле. Делле ухватился за рычаги, машина фыркнула двигателем. Дальше медлить было нельзя, Сафронов вскинул автомат и дал длинную очередь. Лобовое стекло брызнуло осколками, и Делле безжизненно уткнулся головой в руль.

Прошло несколько минут, и суматоха на станции Детчино улеглась. Теперь контрразведчики могли подвести итоги. Они оказались плачевны. Дериглаз и Кемпке бесследно исчезли. Тело Делле и брошенная рация — это все, что осталось в руках Окунева. После такого оглушительного фиаско в операции ни о какой нейтрализации группы Делле не могло идти и речи. Рация, брошенная сбежавшими гитлеровскими агентами, без радиста превратилась в груду бесполезного металла. В «Цеппелине» превосходно знали почерк Дериглаза, и потому рассчитывать провести гитлеровских асов эфира на двойнике было бы верхом наивности.

В Москву Андрей Окунев возвращался в подавленном состоянии и готовился к худшему. Войдя в кабинет Утехина, он застыл у двери и боялся оторвать глаз от пола. Помимо Утехина в нем находились Барышников и старший лейтенант Виктор Тарасов, с недавнего времени подключенный к работе с группой «Иосиф». Под их вопрошающими взглядами каждое слово давалось Окуневу с трудом. Он закончил доклад, и в кабинете наступило гробовое молчание.

Задание Абакумова — нейтрализовать Делле, а потом использовать радиста его группы в игре с «Цеппелином», чтобы освободить Виктора и Николая от жесткой опеки резидента, — было провалено. Над операцией «Загадка» нависла серьезная угроза, устранить ее мог только неординарный и быстрый ход. На поиске такого хода и сосредоточились контрразведчики. Делле был мертв, ничего не мог сказать в свое оправдание, и Барышников предложил представить перед «Цеппелином» именно его виновником всего произошедшего. Первоначально это не нашло поддержки у Утехина и Окунева. Они никак не могли увязать провал группы Делле с зашифровкой «Иосифа» в глазах Курека. Постепенно логика рассуждений Барышникова убедила их в обоснованности и разумности его доводов. Они сводились к тому, чтобы на время «оживить» Делле и в глазах «Цеппелина» обратить против самого себя.