Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Эрскин винил колонистов и их гнилую администрацию за произошедшее восстание. Он предлагал положить ему конец при помощи военной силы, которую может собрать только империя, обеспечив решение судьбы Кении в Лондоне, а не в Найроби. К осени 1953 г. генерал развернул двенадцать британских батальонов, поддерживаемых бронемашинами, артиллерией и двумя эскадрильями Королевских ВВС, состоявшими из устаревших бомбардировщиков «Гарвард» и «Линкольн» (в дальнейшем к ним добавились и реактивные «Вампайры»).

Вместе с местными подразделениями эти силы осуществляли патрулирование, налеты и засады, чтобы выманить и разгромить лесные банды. Однако вначале «улов» оказывался мелким, хотя выплачивались награды наличными за убитых, пока Эрскин не положил этому конец. Несмотря на подавляющее преимущество в вооружении, его войскам требовалось многое узнать о партизанской войне. Они транспортировали излишние предметы комфорта в лесную местность на мулах, среди них — железные остовы кроватей. Солдаты выдавали себя, беспокоя диких животных и источая запахи мыла, сигарет и бриллиантина. Возможно, в большинстве потерь в своих рядах они виноваты сами. Один батальон даже убил собственного полковника. Призывая удары с воздуха, которые получились ужасающими, но неэффективными, солдаты указывали области, временно свободные от наземных атак.

Неудивительно, что африканские командиры над ними смеялись. Один из них сообщил Эрскину, что «мау-мау» строят консервную фабрику, чтобы есть консервированное белое мясо.

Это была шутка, но она предполагала очень серьезную слабость самозваной Освободительной армии. Как и другие партизанские силы, «мау-мау» полагались на окружающее население в плане поставок еды, одежды, боеприпасов, информации и другой помощи. С самого начала Эрскин пытался отсечь эти источники поставок. Он отрезал места проживая африканцев в Найроби. Командующий создал санитарный кордон, расчистив банановые плантации и плантации сахарного тростника между лесами и резервациями кикуйю. Был создан барьер, достойный императора Адриана — ров протяженностью в сто миль, идущий вдоль оконечности леса.

Те, кто все еще пытался помочь мятежникам, столкнулись с дальнейшими коллективными наказаниями и систематическим насилием со стороны войск местной обороны. Наиболее эффективным стало заключение в тюрьму подозреваемых в поддержке «мау-мау».

В апреле 1954 г. Эрскин нанес решающий удар. Операция называлась «Наковальня». Это была полная блокада Найроби двадцатью тысячами солдат. Они хватали чернокожих для допросов или «проверки», и отправили примерно 24 000 мужчин и женщин (почти половину населения города из числа кикуйю) в быстро организованные лагеря для задержанных.

Не стесняясь в выражениях, британцы беспощадно бранили «мау-мау» во время этой гигантской облавы, которая уничтожила центральную организацию партизан и нанесла сокрушительный удар по восстанию.

* * *

По мере увеличения числа пленных в Кении было построено более пятидесяти лагерей для их размещения. К концу 1954 г. около семидесяти тысяч африканцев задержали или поместили в тюрьмы, примерно половину от этого количества держали в лагерях в период чрезвычайного положения. Но Эрскин начал еще более амбициозные действия по ограничению свободы почти для всего нарда кикуйю. Он следовал скорее примеру Темплара в Малайе, а не Китченера в Южной Африке. Генерал наметил депортацию более миллиона человек из разбросанных ферм и крестьянских дворов, многие из которых затем разграбили и сожгли войска местной обороны. Африканцев переселили в 850 тюрем-деревень. Здесь, в окружении колючей проволоки, за ними наблюдали со сторожевых башен. Лоялистов защищали, а подрывные элементы наказывали — подвергали обыскам, устанавливали комендантский час и ограничения. Они получали мало еды, их заставляли принудительно работать. Так лесных «мау-мау» заставили голодать, продолжая охотиться на них.

Партизаны все больше приходили в отчаяние. Им пришлось носить обезьяньи шкуры и сражаться луками и стрелами. «Мау-мау» встали на гибельный путь охоты на тех, кто их поддерживал. «С этих пор, — писал один из этих сторонников, — все стали относиться к борцам за свободу, как к диким животным»[3140].

«Мау-мау» шатались и отступали под ударами молота Эрски-на. Многие партизаны дезертировали, другие прятались глубже в джунгли. Баринг в это время попытался перетянуть на свою сторону африканские сердца и умы. Но его усилия, хотя их и поддерживал Черчилль, оказались слабыми. Все, что только попахивало примирением, приводило в ярость белых поселенцев, которые «все еще считали себя единственными и естественными наследниками колониального правления». Поэтому, когда губернатор в 1954 г. предложил провести переговоры по заключению соглашения, его обвинили в том, что он жмет руки убийцам. Бланделл даже обвинил Баринга в том, что тот давал клятву «мау-мау», хотя после быстро извинился.

Тем временем, как цинично писал Томас Кэшмор, государство пыталось придать своему правлению «немного силы через радость»[3141]. Оно спонсировало социальные программы, развивало образование для взрослых и профессиональное обучение. Администрация поддерживала бойскаутов, спортивные клубы и танцевальные труппы. Она продвигала футбол, хотя некоторые опасались, что игра «стала преемником племенной войны»[3142]. Кэшмор, который отмечал, что «большинство холостых молодых офицеров, вероятно, время от времени спали с африканками», обнаруживал к своему смущению, что одна из этих дам, дочь бывшего вождя, несколько раз оказывалась вместе с ним в жюри местных конкурсов шитья. Чиновники нанимали колдунов и прорицателей, известных, как «знахари Ее Величества» или «волшебники из страны Оз» для «очищения»[3143] тех, кто насильно дал клятву.

Гораздо более важными стали попытки улучшить условия жизни африканцев. Разрешили развиваться профсоюзам, они стали вести переговоры об увеличении заработной платы в новых видах промышленности — например, в пивоварении и нефтепереработке. Последовала сельскохозяйственная революция, земляные наделы были консолидированы, африканцам позволили культивировать культуры, приносящие реальную прибыль — например, кофе.

Стремление опекать и непрошенное вмешательство оставались сильными. Это раздражало Джорджа Найтингейла, который теперь стал окружным комиссаром. Ему не нравилось, что правительство пытается учить кикуйю, как выращивать кофе, когда, как говорили сами африканцы, «мы выращивали кофейные деревья в Кении для европейцев, всегда занимаясь сбором урожая»[3144].

Британским солдатам рекомендовали быть дружелюбнее (хотя это и вело к распространению венерических болезней). Более того, общеупотребительными стали английские ругательства, а африканские дети приветствовали пораженного Оливера Литтлтона фразой: «Fuck off!»[3145] [Прямой аналог русскоязычного ненормативного ругательства. — Прим. ред.] Министр по делам колоний продолжал требовать большего политического прогресса в Кении. Он дал ясно понять: если белые не согласятся на выборы большего количества представителей в Законодательный совет, то придется лишить их власти. Как и другие министры по делам колоний, он не любил этих «паразитов в раю»[3146]. Литтлтон с особым негодованием относился к их готовности определять в качестве наказания внесудебные убийство и один раз отругал Бланделла за предложение администрации выстроить в ряд 50 человек и расстрелять их[3147].