К северу от любви - Галина Владимировна Романова

Данила промолчал. Он не мог пообещать, что непременно найдет убийцу. Он сомневался. Он уже во всем сейчас сомневался.

– Тогда я сам это сделаю.

Доктор Степанов повернулся к нему спиной и неожиданно энергично двинулся к автомобильной стоянке. Первым желанием Данилы было – остановить. Наломает дядя дров, добавив ему лишних проблем!

Но он передумал. Дядя взрослый. Знает, что делает.

Проводив взглядом машину Степанова, аккуратно скользнувшую со стоянки, он сунул в карман скомканную упаковку носовых платков и медленно двинулся ко входу в отделение.

– Сволочь ты, Пантелеев! Не передать словами, какая ты сволочь! Все, хватит! Больше я тебя покрывать не буду! – Крепкий кулак с грохотом опустился на полированный письменный стол, стоявший напротив входа в тесную комнатку. – На этот раз действия мои будут беспощадными!

– Товарищ участковый, ну войдите в мое положение.

Худощавый парень в тесной футболке цвета морской волны и коротких джинсовых шортах сгорбился на стуле в углу, боясь шевельнуться. Стул был расшатанным и страшно скрипел, и скрип тот действовал на нервы их участковому. Худощавому парню об этом было очень хорошо известно. Он часто сиживал на этом стуле по причине частых правонарушений на районе. И со стула этого он не пересел на скамью подсудимых только по одной простой причине: участковый приходился ему отчимом. Не слишком любящим, не слишком заботливым, но неоднократно отмазывающим его от проблем.

И так повелось, что дома они называли друг друга: Витек и дядя Вася. А в этом вот кабинете: Пантелеев и товарищ участковый. Мать в их отношения не лезла. Оба были ей за это благодарны. Да и не вынесла бы ее слабая нервная система такого страшного напряжения, которое Витек неоднократно обеспечивал дяде Васе.

– Какое это твое положение, Пантелеев?! Какое?! Положение вора, мать твою? Обнаглевшего вора! Все, хватит! Я передаю дело в отдел. Сил моих больше нет!

Участковый тяжело опустился на стул и подпер конопатую щеку крепко сжатым кулаком. Взгляд его, устремленный на пасынка, был полон печали и безнадежности.

Конечно, он понимал, что не сможет сдать этого идиота в полицию. Иначе мать его – Анастасия, которую он любил всем сердцем, – выставит его на второй день из дома. А он без нее жить не мог ни денечка. И как теперь выходить из ситуации, он представления не имел.

– Так, давай рассказывай все по порядку, – уронил кулак со стуком на стол Василий Сергеевич. – И не дай бог утаишь хоть какую-то деталь.

Витька все ему рассказал уже раз десять, но что-то смущало участкового. Какая-то незначительная деталь, которую паршивец наверняка утаил.

– Да что рассказывать, товарищ участковый? – заныл Витька, вытянул шею и легонько захныкал. – Я иду, она стонет в кустах. Темнело уже. Никого рядом. Сумка валяется. Я и не сдержался, пошарил. Ну и…

– Ну и?

– Налички чуток подрезал.

– Сколько чуток? – побагровел лицом участковый.

Витек назвал неубедительную сумму и тут же опустил глаза. Значит, денег тот взял гораздо больше.

Ладно…

– Что еще взял?

– Ничего! – вытаращился Витька и даже крестом себя обмахнул. – Век свободы не видать!

– Свободы тебе не видать, как я из этого кресла выберусь, скот, – проворчал участковый. – Телефон брал?

– Нет, – честно ответил пасынок. – Ни телефона, ни карточек банковских, ничего.

– Что еще, кроме денег, взял? – обманчиво добрым голосом поинтересовался Василий Сергеевич.

– Ничего! – вытаращился пасынок, но на сей раз не так убедительно.

– Витька! Если мне не скажешь всей правды, я тебя точно закрою! Пусть уйду от Насти, но тебя – сволоту – закрою! Говори правду мне! Живо!

Витька опустил голову и заерзал. Стул тут же противно завизжал всеми своими деревянными расшатанными суставами. Участковый протяжно застонал.

– Ну! – прикрикнул он.

– Зачем вам?

– Чтобы выстроить линию защиты, как говорят адвокаты, – миролюбиво заявил участковый голосом отчима дяди Васи. – Ведь придут они до меня, точно придут.

– Кто?

– Из убойного придут, Витька.

– Почему из убойного?! – Пасынок страшно побледнел.

– Потому что померла баба та. В больничке, не приходя в сознание. И мне уже звонили, навестить собираются.

– Кто?! – просипел Витька.

– Из убойного, Витя. Майор какой-то. Фамилию не помню. И думаю, не просто так он ко мне решил наведаться. – Участковый попыхтел, надувая щеки, словно играл на невидимой трубе.

– А почему? – еле слышно просипел Витька.

– Кто-то тебя, по ходу, срисовал рядом с тетей – видал, как ты ее сумку шмонал, придурок. Не узнать тебя может только слепой. Ты на районе как бельмо на глазу. И поэтому, Витя, на тебя могут повесить нападение. – Лицо Василия Сергеевича сморщилось как от кислого. – Не дури, лучше сразу рассказывай, что взял, кроме денег?

– Ничего не брал, зуб даю. – Витек поддел ногтем большого пальца кривой резец в верхнем ряду. – Просто кое-что видел.

– Что ты видел, Витя?

Неожиданно Витя, совершенно позабыв о мерах предосторожности, так заскрипел стулом, что у Василия Сергеевича заложило уши. Стон, вырвавшийся сквозь плотно сжатые губы, был громче и продолжительнее.

– Что ты видел, Пантелеев?! – взревел участковый. – Говори, или я надену на тебя наручники собственными руками.

Витя долго собирался с мыслями. Вздыхал тяжело и протяжно.

– Машину, – наконец просипел Витек.

– Какую машину?

– Которая ее привезла.

– Так… Уже неплохо. – Участковый взял со стола авторучку и пододвинул к себе лист бумаги с пожелтевшими краями. – Что за машина? Номер запомнил?

– Запомнил. Только толку от этого? – воскликнул с горечью Витек.

– В смысле? – Авторучка зависла в сантиметре от листа бумаги.

– Пробил я те номера через своих знакомых. Ее это машина.

– Тьфу ты!

Авторучка полетела по столу, притормозив у стационарного телефона с замотанной изолентой трубкой.

– Что значит ее машина?

– Ее – это значит ее, дядя Вася. Зарегистрирована на Кускову. Это ей как раз по голове настучали.

– То есть за рулем в тот момент была не она?

– Не знаю. Не видел. Не понял, – интенсивно замотал головой Витек. – Машину видел и мужика, который ее в кусты швырнул. Как куклу!

– То есть ее привезли уже с пробитой головой?

Витек на минуту задумался. Взгляд его остановился. Ключицы выперли.