Открывающий двери - Елена Чалова

И вот теперь Глория не собиралась мириться с тем, что кто-то портит ей вечер. Она решительно отказалась от мысли закончить ужин (оно и лучше — свинина все же попахивает), покинула квартиру и подошла к двери соседа. За ней слышались неясные звуки. Говорит с кем-то? Или просто телик работает?

Глория оглянулась. Ричард маячил в проеме двери. Лицо бледное и испуганное. Трусишка, никак не может оторваться от порога. Так безопаснее, чуть что — юрк в квартиру — и дверь захлопнуть. И телефон он сжимает в руке, как пистолет. Ну, тут уж с ним ничего не поделаешь; как большинство геев, Ричард вообще очень мягкий и неагрессивный, да еще и характер такой — «ботаник», одно слово. Глория хмыкнула и решительно постучала в дверь.

Реакции никакой не последовало. Что-то там по-прежнему внутри возилось, шаркало, но кто или что, было непонятно. Глория постучала еще раз, более громко и решительно.

— Давай я все-таки позвоню менеджеру, — подал голос Ричард, свечкой застывший на пороге.

Но она лишь дернула плечом и крутнула ручку. Дверь оказалась не заперта. Глория толкнула ее и первое, что ощутила: плотный запах красок и растворителей. Так вот откуда в их квартире тянет красками! А они-то с Ричардом решили, что насквозь пропитались этими запахами, бродя по бесконечным галереям, выставкам и мастерским художников. Теперь ее снедало настоящее любопытство и, не обращая внимания на протестующий лепет Ричарда, она шагнула через порог.

Подруга пропала из поля его зрения, и Ричард занервничал еще больше. Он всегда признавал, что в их союзе она — смелая и решительная. И вот теперь Глория вошла в темный проем двери. Нет, какой-то свет там был, но странный. И звуки по-прежнему невозможно определить — то ли мычание, то ли стоны. Шуршание какое-то. Ричард перехватил телефон левой рукой и торопливо вытер потную ладонь правой о штаны. Глория как сквозь землю провалилась…

Наконец он нерешительно сделал несколько шагов к полуоткрытой двери и замер, глядя в темный прямоугольник. Там была спина Глории, которая торчала посреди комнаты совершенно неподвижно… только головой поводила из стороны в сторону.

Едва переступив порог, Глория нашла глазами источник звука: в дальнем углу комнаты на полу лежал человек. Время от времени он стонал и совершал какие-то эпизодические и неуверенные движения: перекатывался на бок, потом на спину, судорожно дергаясь, хватая руками воздух или сминая листы бумаги, которыми был усеян пол. Вот он схватился за ножку стула, и тот с грохотом рухнул набок. Глория вздрогнула, сзади послышался истеричный вскрик Ричарда, но женщина не обратила на него внимания. Она уже приметила на полу пузырек с таблетками и поняла, что парень наглотался какой-то дряни, и теперь ему либо очень хорошо, либо очень плохо. Главное, что на данный момент сосед не представлял для нее опасности, и она могла спокойно разглядеть то, что успела отметить лишь боковым зрением. И сперва не смогла поверить в увиденное.

Подле занавешенного плотной шторой окна стоял мольберт — единственная освещенная вещь в полутемной комнате. Несколько ламп закреплены в разных местах так, чтобы не мешать художнику и позволить видеть холст в ярком свете.

На мольберте стояла картина. Большая — наверное, метр двадцать на восемьдесят. Мешанина ярких и сочных красок притягивала взгляд, хотелось смотреть в это яркое месиво, плотное, имеющее фактуру и выпуклость. Глория разглядывала странные, накладывающиеся друг на друга узоры и вдруг увидела меж ними смеющееся личико девочки с темными глазами. Вот и еще одна, еще — глаз не оторвать: хоровод темноглазых, смуглых созданий с тонкими запястьями кружился в вихре платков, платьев, лент и монист. На полотне не нашлось места небу или земле: только танец, водоворот цвета и блеска. Его плотность была столь вещественна, что захватывало дыхание, словно лицом окунаешься в воду, поверхность которой сплошь покрыта разноцветными лепестками цветов.

Сперва Глория смотрела на работу просто глазами зрителя и непроизвольно задержала дыхание от восхищения. И тут же в ней проснулся агент и арт-дилер. Парень, похоже, гений. И если это не единственная его работа, то можно будет сделать выставку. А уж продать это труда не составит! Она оглядела пол: краски, тюбики от масла: вывернутые, смятые, словно убитые. Кисти, листы с какими-то набросками или чертежами… Свинарник, однако!

Она опять бросила взгляд на тело в углу; будем надеяться, что он не законченный наркоман, иначе договориться будет трудно. Ага, вот там еще пара холстов. Она обошла мольберт и, подхватив две картины, повернула их к свету.

— Глория, смотри…

В отличие от практичной и целеустремленной Глории Ричард посочувствовал человеку, катавшемуся по полу. Может, ему нужна помощь?.. Преодолевая страх и отвращение, он сделал несколько мелких шажков, приблизился и, вытянув шею, постарался издали разглядеть лицо лежащего. Парень оказался молод — даже в полумраке видно, какие у него красивые волосы, гладкая кожа. Но черты лица искажались страданием, и Ричард уверился, что с их соседом случился припадок. Или инсульт или что там еще бывает? Его лицо казалось смятым и бессмысленным, как ненужная коробка от обуви. Но глаза молодого человека смотрели в одну точку на стене, и он словно пытался отдалиться, отползти, спрятаться от чего-то, чрезвычайно его пугавшего и мучавшего.

Ричард нерешительно переступил ногами, приблизившись к страдальцу еще на несколько сантиметров, и что-то покатилось по полу, задетое его ногой. Он опустил взгляд. Флакон из-под таблеток. Честно сказать, Ричард испытал облегчение: это не инсульт, это передоз.

Ричард уже достаточно долго вращался в артистической среде, чтобы знать, что наркотики вызывают галлюцинации (и часто принимаются именно с целью посмотреть или испытать нечто необыкновенное). И все же он невольно проследил взгляд парня. Проследил его до стены. Телефон выпал из разжавшихся пальцев, но он даже не заметил этого. Со стены на него смотрели лица. Нет, это было одно лицо, но повторенное многократно… или все же разные? Они множились, порой наслаиваясь друг на друга, или чуть соприкасаясь, или умещаясь одно на другом. Дикая мешанина не позволяла понять и разобрать черты.

Одно лицо?.. Но вот молодая женщина, а тут сухие поджатые губы старухи. Красавица… и дурнушка. Так бывает у двойняшек. Они похожи, но одна сестра получила от матери чуть больше питания или роды ее были легче — и она кажется полнее и совершеннее своей сестры, ее чуть искаженной и бледной копии. Но черты, черты лиц похожи. Словно художник пытался вспомнить, найти нечто, наложить нарисованный образ на картинку, сохранившуюся в памяти. Однако самым отвлекающим, самым страшным в этих лицах были глаза: темные провалы без блеска, без зрачков и белков, они казались ведущими в преисподнюю ямами. И вид этот так напугал Ричарда, что он вскрикнул жалобно:

— Глория, смотри…

В голосе Ричарда звучал столь неподдельный ужас, что женщина вскинула голову.

Повинуясь его слабому жесту, Глория повернулась к стене. Ричард услышал, как она с шипением выдохнула воздух и выругалась. Потом сердито глянула на тело на полу. Псих. А жаль. Подавив порыв развернуться и уйти, не тратя время на бесперспективного клиента, она все же посмотрела на те полотна, что принесла на середину комнаты. Пара минут — и Глория внесла поправку: очень жаль, что парень псих, ибо он несомненно талантлив. Да что там талантлив! Эти картины — лучшее, что она видела за последние несколько лет.