Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

* * *

Всем понятно, что существует дух и существует тело. Это просто еще один вариант сказать: да, мое отношение к игре в период всех этих изменений было очень важно, но не так важно, как моя подача. До этого моя подача была неизменной. Я подавала так с восьми или девяти лет. Но она должна была измениться, хотя я об этом еще ничего не знала. Все произошло после Челленджера в Питтсбурге. Челленджеры – это второстепенные турниры, которые организовывает Международная федерация тенниса. Если ты выиграл достаточное количество челленджеров – очки за победы в них складываются – то ты можешь получить место в турнире WTA[31], а это уже серьезно.

Мне только что исполнилось пятнадцать и вещи постепенно стали вставать на свои места. Как Роберт и обещал, мои удары с отскока превратились в оружие. В финале Питтсбурга я проиграла и после этого увидела на лице папы выражение, которое не предвещало мне ничего хорошего.

Я разговаривала с Максом, когда в комнату ворвался Юрий и почти закричал.

– Маша, – заявил он, – ты больше не будешь так подавать.

– О чем ты? – уточнила я.

– У тебя слабая подача, – объяснил Юрий. – Для маленькой девочки это неплохо, но ты больше не маленькая девочка. Ты превращаешься в сильную женщину, и твоя подача должна соответствовать. Ты играешь в силовую игру, а не пользуешься всякими ухищрениями.

– А почему этот вопрос возник сейчас? – поинтересовался Макс.

– Потому что теперь у нее достаточно сил, чтобы выработать настоящую подачу.

Через какое-то время мы вернулись во Флориду и стали работать над подачей вместе с Питером Макгроу, одним из тренеров академии, австралийцем по национальности. Работали мы по вечерам, когда заходило солнце и начинали жужжать насекомые. При этом мы расстреливали целые корзины мячей. Боязнь того, что тебя могут ужалить, придавала тренировкам дополнительную настойчивость. Мы проводили часы за часами, настраивая мою подачу – я била по мячу, а потом мы на видео смотрели, что я делала правильно, а в чем ошибалась. Мы вносили в подачу изменения, потом вносили изменения в эти изменения, и так до тех пор, пока не стала вырисовываться подача, которая будет определять первую половину моей карьеры. Естественно, она не была абсолютно новой. Это было усовершенствование той подачи, которую мы с Юрием тренировали много лет назад. Но в этой подаче я использовала новые особенности своего тела – рост, силу, ширину плеч, длину рук и гибкость. Я удивительно гибкая, особенно в плечевом поясе. Это позволяет мне при подготовке к подаче заводить руку так далеко за спину, что костяшки пальцев иногда касаются моей спины. Я превращаюсь в живую рогатку с рукой, вылетающей вперед как при ударе хлыстом. При этом вырабатывается такое количество кинетической энергии, что мяч со свистом летит вперед. У меня была и вторая подача – более медленная и точная, – которую я использовала, когда мне это было нужно, но именно первая подача позволяла мне побеждать. Я превратила свою подачу, которая до этого была вполне средней и нейтральной, в настоящее оружие, на которое я могла положиться, когда оказывалась в проигрышной ситуации. Правильно подай мяч, и противник уже практически уничтожен. А это значит, что я получаю дополнительные очки. Это значит, что я могу начинать розыгрыш очка с позиции силы, диктуя то, что произойдет на корте. Все это приводило к тому, что мой розыгрыш очка становился короче, а значит, весь матч занимал меньше времени. Для того, чтобы победить меня, противнику надо было взять мою подачу, а это теперь было не так просто. И тогда я стала представлять реальную опасность на корте. В тот момент все мои поражения превратились в победы. В возрасте пятнадцати лет я начала выигрывать, и выигрывать постоянно. Моя подача открыла для меня золотую эру, один из лучших периодов в моей карьере. Но потом мне придется дорого заплатить за эту подачу, за ту колоссальную нагрузку на мое плечо.

* * *

Мой отец вновь ждал знака судьбы, который подтвердил бы, что я готова соревноваться в больших турнирах, на большой сцене профессиональных турне. С технической точки зрения я уже была профессионалом. Я играла за деньги. Занимала строчку в рейтинге и меня знали в мире юниорского тенниса. Но мне еще только предстояло сыграть в турнирах высшего ранга, в тех, о которых писали в прессе и которые посещали болельщики. Денег там было больше, но и давление сильнее. Если ты проиграешь на таком турнире, то уровень осложнений и последствий в случае проигрыша будет совсем другим.

Знак мы получили во время поездки в Россию. Наверное, это была не первая моя поездка домой, но это точно первая, которую я помню. Мы заехали в Москву, а потом остановились в Сочи. Много путешествовали. Увидели моих бабушек и дедушек, родственников и друзей. Странно было вновь оказаться в этих крохотных домах и квартирах. В Америке все было гораздо больше. Я всегда останусь русской в душе, но не стоит забывать тот факт, что свои основные детские годы я провела во Флориде и Калифорнии, наблюдая за американским телевидением и потребляя американскую продукцию. Так что какая-то часть моего Я всегда была американской. Для меня американская культура наиболее приемлема, там я действительно чувствую себя полностью расслабленной. Но понимаю я это только тогда, когда возвращаюсь в Россию. Это все связано с жизнью, которая для тебя идет по кругу, с тренировками, которые начались в столь раннем возрасте – десятки незнакомых гостиниц, квартир и стран становятся твоим домом, иначе говоря, собственного дома у тебя нет. Все проходит мимо тебя. Ты никогда не позволяешь себе слишком привязываться к чему или кому-либо, потому что знаешь, что послезавтра уже уедешь. Остаются только теннисные ракетки, которые всегда с тобой. Люди находят такую жизнь эффектной, и, наверное, они в чем-то правы. Но я в этом не уверенна. Такая жизнь может быть и одинокой, и сбивающей с толку.

Находясь в России, я каждый день играла в теннис. Юрий внимательно следил за этим. Нам надо было придерживаться расписания и режима. А это значит, что просыпалась я сразу же после восхода солнца, бегала и разминалась, а потом искала корт. Я всегда верила в то, что тренировки должны быть тяжелее, чем реальная игра. Только так можно побеждать – в этом случае сам матч кажется вам чем-то похожим на отдых. И в этом мире ты тренируешься не для одной игры, одного турнира или даже одного сезона, но для всей своей карьеры, которая будет продолжаться до тех пор, пока в один прекрасный день тебя не вынесут с корта.

В те дни мы вновь каждое утро оставались с Юрием один на один. В конце нашей поездки мы поехали в Гомель, который был заражен радиацией. Остановились мы у моих дедушки с бабушкой и гуляли по улицам маленького городка, бродили по парку и лесу. Юрий организовал для меня матч на общественных кортах, на которых он сам когда-то начал играть. Он устроил мне матч с крупным мужиком, который внимательно следил за мной с дальнего корта, время от времени взмахивая своей ручищей в приветственном жесте. Я плохо сейчас помню, как он выглядел, но он был высоким, с квадратной челюстью, щетиной на щеках и густыми черными волосами. В тот момент я об этом не знала, но этот мужик был человеком выдающимся в те времена, когда там играл Юрий. Он был совершенно непобедим. Он победил самого Юрия, и мой отец наблюдал за тем, как он побеждал всех остальных игроков в округе. Обо всем этом мне рассказали гораздо позже, но тогда этот человек был для моего отца символом и своего рода мерилом. Он должен был стать моим испытанием. Как я поведу себя в игре с героем-ветераном?