Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

Когда я думаю о прошлом, то мне вспоминаются только великие моменты, поворотные точки. Все остальное постепенно бледнеет и превращается в нечто, напоминающее серую краску – статистика в твоей счетной карточке, цифры на странице. Для меня первый великий момент – он до сих пор возвышается в моей памяти как ворота в мою взрослую карьеру – это Открытый чемпионат Австралии в 2002 году.

Я играла в юниорском турнире. И меня там мало кто знал. Я была еще очень молодой и худой, поэтому люди не ждали от меня слишком многого в подобном крупном соревновании. Они знали, что я неплохо играю, но смотрели на меня скорее как на будущее, а не как на реальную угрозу. Казалось, что мое время наступит года через два-три. Но я знала нечто, чего не знали ни спортивные журналисты, ни околотеннисная публика. Я чувствовала это глубоко внутри, как будто в темноте провернулись шестерни, и я проснулась утром с мыслью: «Боже ты мой, я могу побить любую».

Это был мой первый юниорский Открытый чемпионат, один из четырех основных турниров, которые надо выиграть, чтобы оказаться на самом топе. (Остальные – это Открытый чемпионат Франции, Уимблдон и Открытый чемпионат США.) Я впервые соприкоснулась с наэлектризованной атмосферой крупных соревнований. Все эти зрители, репортеры, игроки, лучшие в мире, собрались вместе на неделю, чтобы принять участие в одном из самых жестких соревнований. Я была очарована происходящим. Я нервничала и в то же время испытывала душевный подъем. И я была счастлива, потому что знала, что нахожусь в том месте, в котором и должна находиться. Игры в первых кругах пролетели как сон. Казалось, что я выиграла их все, не проиграв ни одного гейма, что было неправдой – не могу вспомнить, когда я в последний раз играла на турнире матч, состоявший меньше чем из трех сетов. Но выигрывала я легко, и у меня оставалось время, чтобы осмотреться и насладиться атмосферой соревнования. В перерывах между собственными играми я смотрела игры теннисистов из основной сетки, профессионалов. Мне нравилась та энергетика, которая царила на центральном корте за десять минут до начала ключевой игры. Дженнифер Каприати, Ким Клийстерс и Моника Селеш. И даже тогда, миллион лет назад, доминировали на корте – куда же от них денешься! – Серена и Винус Уильямс. Сестрички. Но даже когда я наблюдала за игрой этих теннисисток, а делала я это крайне редко, – если только я не стояла по другую сторону сетки, – то это были наблюдения стороннего, незаинтересованного наблюдателя. Я смотрела на их игру, как другие смотрят на сложную математическую задачу, решить которую предстоит кому-то другому. Я еще не осознавала, что все эти игроки, все эти проблемы будут и моими проблемами тоже. Персональными. И что мне придется разобраться с каждой из них, чтобы попасть туда, куда я хотела попасть.

Я продолжала выигрывать свои игры, и это было самым главным. Неделя пролетела незаметно, и я добралась до финала. Позже я узнала, что в возрасте четырнадцати лет и девяти месяцев я стала самой молодой участницей любого из финалов Открытого чемпионата Австралии.

* * *

В финале мне пришлось играть с Барборой Стрыцовой[35]. Она не только выиграла у меня, но и стала встречаться с моей первой юношеской любовью Филиппом Петцшнером[36]. Мне это совсем не понравилось. Барбора была крепким чешским орешком, которая позже добралась до девятого места в мировом рейтинге. Она напоминала вихрь, который налетал на меня со всех сторон корта, и отбивала мой каждый плоский, сильный мяч на отскоке укороченным ударом, что выводило меня из себя, потому что она набирала все больше и больше очков. Потрясающе! Приходится тратить месяцы и годы, чтобы попасть на игру, а потом, если только ты не можешь заставить мир вращаться медленнее или действительно зубами уцепиться за представившуюся возможность, она заканчивается еще до того, как ты это осознаешь.

В первом сете я не выиграла ни одного гейма. Когда я шла на дальнюю линию после перерыва, я услышала, как отец кричит мне по-русски: «Ты понимаешь, что ты теряешь? Ты теряешь пятьдесят тысяч долларов бонуса от Найк!» Я впервые в жизни услышала, что мой отец заговорил о заработках. Во втором сете я собралась и смогла выиграть пять геймов, но это уже не имело значения. Или если имело, то только для моего чувства самоуважения. Но даже закончив соревнования на такой низкой ноте, я знала, что этот турнир прошел для меня великолепно. Самый молодой игрок, когда-либо доходивший до финала! У меня было ощущение, что я ушла далеко вперед по сравнению с тем, куда хотела попасть, что я на многие годы опередила свой график.

Но главным событием года – остальные и близко к нему не приблизились – был Уимблдон. Я всегда по-особому относилась к этому турниру, хотя и никогда еще не участвовала в нем. Для меня он стоял отдельно, возвышаясь над всеми остальными турнирами – может быть, потому, что мой отец говорил о нем постоянно. Для него это был совершенный турнир, победа в котором была окончательной и непререкаемой. Он сиял в его воображении. Открытый чемпионат Австралии, Открытый чемпионат США, Открытый чемпионат Франции? Да, это все турниры Большого шлема, и все они важны. Но Уимблдон важнее их всех. Остальные были спортивными событиями, где все вертелось вокруг денег и толп зрителей. Но Уимблдон был грандиознее этого. Потому что речь на нем шла о королеве и ее свите. Об аристократах. О красных мундирах гвардейцев. О роскошных покрытиях и эпических битвах на зеленой траве. Турнир сопровождал аромат истории и империи. Это была Англия. И если вы выросли в бедном белорусском городке, как мой отец, если вы наблюдали за соревнованиями (если их вообще транслировали) на мерцающем черно-белом экране телевизора, Уимблдон действительно должен был выделяться. Юрию удалось передать мне это ощущение уникальности в самом юном возрасте. Каждая игра важна, каждый турнир заслуживает моего абсолютного внимания, но Уимблдон всегда был и до сих пор находится в другой категории. Это сама душа игры. Это квинтэссенция всего.

В тот год, 2002-й, я впервые попала в это уникальное место. Была ли я взволнована? Естественно. Эту историю я слышала с детства, и вот теперь у меня появилась возможность прогуляться по ее страницам. Мама приехала с нами, что было достаточно необычно. Сам Уимблдон – это деревня в юго-западном пригороде Лондона. Там есть главная улица и переулки, древние деревья и тенистые места, пансионы, в которых предлагается ночлег с питанием и несколько гостиниц. Но большинство игроков предпочитает арендовать на эти две недели дом – в надежде! – что им достанется играть до самого конца.

В тот первый год мы тоже арендовали крохотный коттедж в самой деревне. Я влюбилась в него с первого взгляда. О большем я и не мечтала. Я просыпалась, и лучи солнца заливали мою крохотную комнатку, или мне приходилось кутаться в тяжелое лоскутное одеяло в преддверии еще одного серого утра. Потом я спускалась вниз, открывала входную дверь, и там, на очаровательном крылечке, меня уже ждала бутылка свежего прохладного молока! Потрясающая разница с чередой обычных гостиниц и раздевалок. На каждом шагу в деревне располагались магазинчики, кафе или пекарни. Это было воплощение другой жизни, которой я могла бы жить, родись я в другом месте и в другое время. Один из ресторанов – маленькое заведение с тайской кухней – постоянно привлекал мое внимание. В нем всегда было полно народа и надо было ждать своей очереди. Мы туда так и не зашли, но я запомнила его: если – а лучше когда – я вернусь в Уимблдон, я обязательно зайду в него.