Остров Русь 2, или Принцесса Леокады - Станислав Буркин

— Просто удивительно ленивая, — посетовалВольфрам. — Шланга, вставай! Кому сказал! — попинал ее губернатор иглянул на часы. — Друзья, уже третий час ночи! Вы, наверное, ужасноустали, а мне так хочется многое вам доказать…

— Да нормально! — воскликнул Стас — Мыотлично выспались днем.

— Ах так?! — обрадовался Вольфрам. — В такомслучае я смогу продемонстрировать вам свои метаморфозы! Перевоплощения —одно из моих любимых занятий. Больше всего на свете я люблю две вещи: Шлангу иперевоплощения!

Вольфрам свернул в зал русского Средневековья, крикнул нам,чтобы мы не входили, а сосчитали сначала до сорока. Мы посчитали и вошли.Вольфрама в зале не было, зато на деревянном престоле сидел настоящий русскийцарь. Суровый монарх сжимал в руках скипетр и державу, а на голове егокрасовалось нечто вроде шапки Мономаха. Я сперва подумал, что это восковаяфигура, но царь шевельнулся и грозно объявил:

— Расхитили бояре казну земли русской! Воеводы не хотятбыть защитниками христиан православных! Отдали Русь на растерзание Литве даханам, да псам немецким! Каждый думает лишь о своей мошне, забыв напрочь оботечестве! — Он выдержал паузу и продолжил спокойнее, но строже: — Апосему, повинуясь великой жалости сердца, беру снова государства свои, будувладеть ими самодержавно.

Он ударил скипетром, и мы вздрогнули.

— Похож? — вдруг спросил он заискивающим тоном.Колдовство развеялось, и перед нами вновь сидел прекраснодушный губернаторВольфрам.

— Здорово, — признали мы со Стасом.

— Идем дальше! — позвал он и побежал, разбрасываяна бегу регалии. — Не забудьте сосчитать до сорока, — попросил он,влетев в следующий зал.

На этот раз губернатор сидел в бамбуковом кресле в образеяпонского императора-самурая, немного смахивающего на Будду, в златотканомкимоно.

— Хирамота хасаяма? — произнес он. —Сарамата, э-э, харакири…

Мы сложили руки ладонями и поклонились.

— Похож?! — взволнованно воскликнул Вольфрамснова.

Мы стали кланяться еще усерднее.

— Жалко, язык не знаю, потому — коротко! —вскричал он, вскакивая. — Но я выучу, выучу! Я — гений метаморфоз!Шланга, ко мне! — крикнул он. Большая, лающая басом собака, обгоняя нас,грузно проскакала по паркету и вместе с ним скрылась в следующем зале.

— …тридцать девять, сорок! — крикнули мы,досчитав, и вошли.

Приторно пахло розовым маслом. По углам широкой кроватидымили чаши с ладаном, а на перине, обнимая лежащего рядом пса, покоилсячеловек в белом плаще с кровавым подбоем и с печатью муки на лице.

— Боги, боги! — хрипло простонал он, не открываяглаз. — Шланга!.. То есть Банга! Меня мучает страшная болезнь. Гемикранияназывается. Принеси мне, пожалуйста, яду, Банга. — Он страдальческиприкрыл глаза рукой, приоткрыл ладонь, выглянул из-под нее одним плутоватымглазом и спросил: — Похож?

— Воистину, Эгемон! — признал Стас и зевнул. Япосмотрел на него и понял, что тоже не отказался бы уже и вздремнуть. ЛучшийПонтий Пилат из всех, что я видел, вскочил с ложа и хотел уже броситься вследующий зал, но я его остановил:

— Останьтесь, пожалуйста, так, — попросил яего. — Вам очень идет этот образ. Я это еще на мосту заметил.

— Правда? — застенчиво улыбнулся тот и,повертевшись туда-сюда перед зеркалом, кокетливо оглядел свой наряд. — А ятак на работу завтра пойду! — заявил он. — Ну что ж, ладно. Вижу,теперь вы все-таки утомились. Давайте поужинаем — и на покой.

— Интересный вы человек, — заметил Стас по дорогев столовую.

— Да у нас тут все такие, — довольно махнул рукойгубернатор. — Что ни дворник — писатель-фантаст, что ни сторож —рок-н-ролльщик. Есть даже один журналист, так тот себя и тем и другим возомнил,всему городу уже своими талантами плешь проел… Да все поголовно —художники, артисты… Еще эти, как их… Дизайнеры! А работать некому. Все поэты, вкого ни плюнь…

— А вы не плюйте, — посоветовал Стас.

— Трудно, — честно сказал Вольфрам ивздохнул. — Я же все-таки губернатор.

Вдруг со стороны входа еле слышно раздался хриплый вопль:

— Караул! Убивают!

«Вот тебе и раз! — удивился я. — Кто кого гутможет убивать, если кругом одни добренькие?»

— Мне это кажется? — спросил я Стаса.

— Это голос Перескокова! — крикнул тот. —Бежим! — и мы бросились на звук через залы. Значит, продюсер нас все-такивыследил. Но кто-то настиг и его…

— Постойте! Подождите меня! — путаясь в полахплаща, прокуратор кинулся нам вдогонку.

Мы пробежали два выставочных зала, вестибюль… Хриплыевскрики и шум борьбы становились все яснее. Наконец, мы влетели в актовый зал иувидели, что лежащего на столе Перескокова душит висящий над ним на тонких,едва заметных струнках человек в черном трико и черной матерчатой маске,закрывающей все лицо.

— Я им ничего не сказал… — прохрипел синий ужеПерескоков.

— Да ты ничего и не знал, болван! — ответил емучерный, и тут они оба увидели нас.

— Помогите! — простонал Перескоков.

Я схватил стул и запустил им в загадочного злодея. Но тотувернулся, резво взлетел на своих нитках к потолку и побежал по нему начетвереньках, раскорячившись, как паук. Миг — и он выскользнул в форточкупод куполом зала.

— Кто это был? — спросил я у едва живогоПерескокова.

— А я откуда знаю? — не моргнув глазом, совралтот. — Лазят тут всякие… Странный городишко…

Тут прибежал запыхавшийся губернатор:

— Что такое? Что случилось?

— Да ничего, — отмахнулся Перескоков. — Все впорядке.

— Да? — прищурившись, спросил Стас. — И то,что тебя душил какой-то тип на веревочках, тоже в порядке?

— Ну… Мало ли… — пожал плечами продюсер. — Скем не бывает… Был и нету… Эй-эй! — крикнул он, поворачиваясь по сторонам. —Кто тут есть?! Вот видите, — развел он руками, — уже никого.

— Ну вот и чудненько! — обрадовалсягубернатор. — В гаком случае пожалуйте к столу.

— Странные вещи творятся с нашим продюсером, —нарочито громко поделился я со Стасом своей тревогой.

— Странные вещи, говорите? — внезапно посерьезнелгубернатор. — Это еще что. Вот сейчас я вам покажу действительно страннуювещь.

Он подвел нас к стене, на которой висела репродукцияДжоконды, вставленная в вычурную золоченую раму, достал толстый черный маркер инервным движением подрисовал творению Леонардо да Винчи густые гусарские усы.

— На кого теперь похоже? — таинственным голосомспросил наш искусствовед-любитель.