Театр абсурда. Во что превратили Россию - Николай Губенко

Словом, сколько людей – столько и мнений.

Напомним, что это не первая попытка власти регламентировать работу специалистов оккультных наук. В городской Думе это уже попытка № 3. Так, весной 2008 года в Мосгордуме уже разрабатывались поправки к статье 57 закона «Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан». Правда, о судьбе этих поправок ничего не ведомо и сегодня. Словом, до сих пор потусторонние силы каким-то необъяснимым образом оказывались сильнее депутатов и даже чиновников. И все же, возможно, в предложении московского депутата есть рациональное зерно. Хотя бы потому, что лицензирование колдовской и астрологической деятельности способно хоть как-то приостановить вакханалию «потомственных целителей» и немного проредить сплоченные ряды «бабушек Мань» и «дедушек Егоров», выкачивающих денежки из доверчивого населения без всякой пользы не только для населения, но и для государства. А с государством у нас шутки плохи, и о вытекающих из этого на шутников последствиях знают все – тут, как говорится, к бабке не ходи.

– Экстрасенсов у нас в стране много, – говорит Николай Губенко. – Эта сфера услуг представлена на рынке невероятно широко, но при этом криминализирована до предела. Почти все доморощенные волшебники на поверку оказываются обычными мошенниками, и это еще в лучшем случае. В худшем – они не только обманывают и обворовывают клиентов, но и буквально сводят людей с ума.

В самом начале своей думской карьеры я хотел инициировать этот закон. Но все инициативы нашей фракции торпедировались парламентским большинством, и, честно говоря, у нас опускались руки. Но потом все эти колдуны-волшебники до такой степени начали оболванивать общество, что насущность законопроекта стала очевидной. Я намерен его реализовать уже в этом квартале, медлить здесь нельзя. Да, здесь мы столкнемся – и уже сталкиваемся – с откровенным и весьма жестким сопротивлением со стороны самих «колдунов» и тех, кто их поддерживает. Денег у них хватает, ведь только оборот их рекламной продукции составляет десятки миллионов долларов. На магов кризис не действует, им, напротив, хорошо и выгодно работать именно в такие кризисные времена, когда люди особенно психологически уязвимы. Более девяноста процентов людей, обращающихся к колдунам, не получают свое, хотя платят они немалые деньги. Конечно, среди экстрасенсов далеко не все – мошенники. Здесь есть и люди, действительно обладающие уникальными экстрасенсорными способностями, умеющие излечивать какие-то болезни. Но определять это должны профессионалы, и мы сейчас говорим о том, что должна работать специальная комиссия, которая будет выяснять, кто имеет право работать с людьми, а кто – нет.

Мое предложение вызвало большой интерес, в том числе и у самих экстрасенсов. Значит, это и впрямь насущная проблема. Несмотря на угрозы – а мне уже и угрожают, требуя прекратить работу над законопроектом, – я буду продолжать эту работу. Мы проведем серию встреч и совещаний как со специалистами – врачами и учеными, так и с экстрасенсами. Сегодня в России, по некоторым оценкам, постоянно практикуют 800 тысяч магов! А разрешительную документацию имеет едва ли один процент от этого количества! То есть они действуют практически незаконно и получать специальные сертификаты отнюдь не торопятся. Им выгодно работать в тени, и они могут себе это позволить, поскольку сейчас в стране все бесконтрольно – достаточно посмотреть на плодящиеся как грибы после теплого дождя казино и залы игровых автоматов, которых вроде уже через полгода не должно быть в Москве. Это все явления одного порядка. Так вот, на серии совещаний, я надеюсь, мы сможем выработать общее направление работы, дать рекомендации федеральному законодателю с тем, чтобы законопроект стал в конце концов законом.

Когда меня спрашивают, верю ли я экстрасенсам, я отвечаю отрицательно. Я не верю в языческие кампании колдунов и шаманов. Я верю в человека, в его силу воли и верю в то, что человек действительно может излечиться путем самовнушения. Но с мистикой, внушаемой нам колдунами, это не имеет ничего общего, просто мы еще не изучили все возможности человеческого организма. Мы ведь и не используем на сто процентов то, что дано нам природой, и только в какие-то экстремальные моменты наш организм сам начинает реагировать на ситуацию, в том числе и самоизлечиваясь. Как это происходит – на этот вопрос пока не дали конкретного ответа и ученые, но я верю в то, что наука познает все эти механизмы, чтобы применить такие знания на пользу человечеству. Так что я верю не в Чумака с Кашпировским и не в жуликов-целителей, отгрохавших себе роскошные дачи на деньги обманутых ими людей, которых они обнадежили, вещая о своей «магической силе» и «излечивая» пациентов с помощью «заряженной» воды.

Я не верю в чудеса. Я верю в разум.

2009 г.

Начало октября – дни, когда в Москве невольно вспоминаются события 1993 года. Сейчас воспоминания о чуть было не состоявшейся гражданской войне накладываются на тревожное ощущение от московского «междувластия». Люди ждут то ли стрельбы на улицах, то ли краха городского хозяйства, то ли триумфа демократии.

Эти дни театр «Содружество актеров Таганки» встречает новинкой этого года – спектаклем «Арена жизни», о котором «СП» писала летом. Сейчас эта довольно-таки горькая и страшная буффонада сквозь слезы стала, кажется, еще своевременнее. О том, что предполагалось сказать этим спектаклем, что сейчас происходит в Москве и чего стоит ожидать от ближайшего будущего, обозреватель издания поговорил с режиссером пьесы и художественным руководителем театра Николаем Губенко.

«СП»: – Когда вы запускали спектакль, вы рассчитывали на то, что он окажется злободневным?

– Это и не могло быть иначе. Да, 160–170 лет прошло со времен, описанных Щедриным – а в России все одно и то же.

«СП»: – Вам не грустно, что наиболее адекватное описание России как государства принадлежит самому едкому из классиков, самому большому пессимисту?

– У каждого писателя свой почерк. Щедрин, конечно, мощнее всего сосредотачивался на болевых точках общества. Мощнее даже порой, чем Достоевский. Другое дело, что он грешит публицистичностью, часто уходя от художественности. Что же, вот такая у него манера письма. Зато нам осталась память о том, какой была Россия и какой она остается.

«СП»: – Трудно было делать из щедринской прозы пьесу?

– Да, безумно трудно было превратить это в пьесу. Если бы я не нашел это иллюзионное, цирковое решение… Ведь это мой второй подход к Щедрину, первый был в 1995 году и, на мой взгляд, вышел не слишком удачным. Это был тяжеловесный, страшно резонерский, пропагандистский спектакль. А здесь я постарался при помощи легкости формы вложить эту сложность в души публики и побудить зрителя думать о серьезных вещах якобы с иронической улыбкой.

Вот чего мне хотелось – и мне кажется, что сегодня эта зрелищность помогает воспринимать Салтыкова-Щедрина как не такого уж сложного автора. Конечно, для тех людей, которые любят Родину. А тем, кому наплевать на то, что в стране происходит – будет скучно и так, им хоть три сальто-мортале крути.