Урод - Константин Соловьев

Неизвестность исчезла, Крэйн почувствовал себя лучше. Проклятие? Чушь.

В такие глупости способны верить только дети и чернь. Просто болезнь.

Совсем не похожая не те, с которыми ему доводилось сталкиваться, ну так это и не страшно. Болезнь либо отправляет человека в ывар-тэс, либо исчезает, это он знал точно. Значит, способ есть, остается всего лишь его отыскать. Возможно, на это уйдет десять Эно, а может, и сотня дюжин, главное – доказать себе самому, что он еще человек, а не человекоподобный червь, извивающийся под ударами судьбы. Он выживет потому, что он силен, он будет вершить жизнь сам, а не подчиняться ей, как многие тысячи, болезнь, изуродовавшая лицо, не сможет забрать еще и жизнь. Он – Крэйн, шэл Алдион. Он не позволит кому-либо, кроме себя, распоряжаться своей жизнью. Он выстоит.

Стоял закат Эно. Теплый, озаряющий листву густым багровым светом, он предвещал холодный Урт и пронизывающий ветер. Где-то далеко за холмами стоят стены Триса. Там есть лекари и лекарства, там его ждет Лат, который никогда не бросит в беде.

Там он снова станет собой.

Крэйн понял, что не сможет дождаться следующего Эно. Он завязал в талем остатки ягод, засунул за пояс обломанный стис и подхватил фляги.

Не успевшая зажить рана гадко засаднила, каждый шаг давался ценой боли.

Но Крэйн не стал останавливаться.

Он даже не оглянулся.

Трис стоял на возвышенности, его было видно за много этелей вокруг. У него не было высокой деревянной стены, как у Алдиона, отчего город казался непривычным, хотя склеты и шалхи ничем не отличались от виденных им ранее. Склетов было мало и они образовывали несколько идеально ровных квадратов в самом центре, отжимая к окраинам шалхи.

Крэйн знал, что лес ценится здесь очень высоко, он часто слышал через Лата о том, что именно караваны с деревом пользуются наибольшим спросом у местных жителей, но все равно не мог представить, как можно всю жизнь ютиться в крохотной земляной яме, прикрытой сверху шкурой шууя, а то и просто старым тряпьем.

Крэйн долго лежал в высокой траве, наблюдая за городом. Он не обнаружил ни дружинников Орвина, ни местной стражи, однако не сразу решился приблизиться. Город казался ему огромной ловушкой и его чуждость, разительная несхожесть с его родным Алдионом, лишь усугубляла это сходство. Здесь не было ни узких шумных улочек, петляющих вокруг трактиров и в беспорядке пересекающихся, как лапы карка, ни цеховых рядов с их богатыми обильными прилавками. Даже сторожевые вышки, на которые не жалели леса и хитина в Алдионе, здесь заменяли простые земляные валы, подпертые невысокими частоколами.

«Этот город под силу захватить и двум дюжинам шеерезов, – подумал Крэйн, холодно щурясь на двух беспечно сидящих у прохода стражников, облаченных в старые высохшие кассы. – Готов поспорить, здешняя дружина охотнее орудует ложками, чем эскертами».

Едко комментируя про себя каждую мелочь, Крэйн никак не мог решиться покинуть свое убежище, снующие между шалхами разноцветные точки-люди с крохотными отростками рук и ног вызывали у него тревогу, заглушить которую не могли ни цинизм, ни гордость.

«Они увидят меня, – горячим молотом стучало в голове. – Они испугаются. Я теперь уродлив, как полумертвый хегг. Они будут смотреть на меня и смеяться. Тыкать пальцами. Я здесь чужак. Они увидят меня и мне негде будет скрыться, у меня нет даже одежды, чтоб прикрыть свое уродство. Я буду идти по чужим незнакомым улицам, чувствуя спиной их отвратительные гнусные взгляды и слыша их шепот».

От этой мысли он сжался, словно тело по собственной воле хотело сделаться как можно незаметнее, рубец на груди загорелся едким злым огнем. Крэйн зарычал, впившись пальцами в траву, но гордость шэла Алдион подняла его на ноги и швырнула вперед.

«Чернь! Вы будете смеяться надо мной? Смейтесь! Я, шэл Алдион Крэйн, даже обезображенный, стою тысячу тысяч таких бездумных грязных тварей, как вы. Пусть я потерял красоту и эскерты, но я человек, и все вы, даже задрав свои отвратительные головы, не сможете стать вровень со мной.

Настоящий человек, способный действовать и думать, а не выживать в грязном латаном шалхе, не обращает внимания на смех. Его не запятнать презрением и выкриками черни. Что вы знаете о жизни, крошечные муравьи, мечущиеся между миской вонючей похлебки и лежанкой? О чем вы способны думать? Да вы просто не способные мыслить куски шевелящейся плоти, которую ывар-тэс поглотит вместе с воспоминаниями о вас».

Крэйн бормотал про себя, с каждым шагом приближаясь к проходу в вале.

Гордость и благородное презрение толкали его вперед, как огромные крылья за спиной. Когда он приблизился на пол этеля, рубеж был пройден – один из стражников коснулся рукой плеча другого и оба, даже не вставая, развернулись к пришедшему, небрежно положив руки на торчащие за поясом удлиненные кейры. Крэйн замедлил шаг, стараясь оставаться к ним правой стороной лица.

Он знал, что выглядит отвратительно даже по меркам этого уродливого города – потрепанные штаны, грязные настолько, что цветом лишь немного отличаются от земли, их можно принять за лохмотья, никто не разглядит некогда богатую ткань, худое грязное тело с воспаленным вздувшимся рубцом через всю грудь и живот. Из остатков талема он сделал обувь, но когда он подходил к Трису, ноги, привыкшие лишь опираться о стремена хегга, стерлись в кровь. Волосы он попытался расчесать и ими хоть как-то прикрыть лицо, но даже это не удалось ему – омоченные кровью, потом и грязью, они превратились в бесцветные, твердые на ощупь колтуны, похожие на струпья. Крэйн решил срезать их, как только доберется до города. Как только найдет гонца от Лата и снимет небольшой склет возле центра.

Стражники, не скрываясь, внимательно смотрели на него, глаза их были насторожены. Крэйн попытался улыбнуться, потом вспомнил, как искривляется левый угол рта и не стал. Это всего лишь стража, напомнил он себе, это не дружинники Орвина. Ни один человек в мире сейчас не признает во мне шэла Алдион.

Когда он подошел, один стражник неспешно встал и, словно случайно, перегородил дорогу. Другой остался сидеть, лениво рисуя в пыли извилистые линии острием кейра. От обоих пахло потом, старым хитином и похлебкой на мясе шууя. Оба были крепкими, но по тому, как они двигались, как поворачивались их головы и как смотрели глаза, Крэйн уже понял, что мастерство их годится лишь на то, чтобы внушать ужас городским ворам, с одним коротким стисом он справился бы с ними не больше, чем за пять мгновений. Впрочем, можно и без стиса – того, что поменьше, сразу пальцами в горло, другого после разворота – локтем под ребра и, двойной, по кадыку и в… Нет, нельзя. Ты можешь убить их как безоружных детей, вполне возможно, что ты убьешь еще десяток, который выбежит им на помощь. Если у кого-нибудь из этого сброда найдутся пристойные эскерты, лучше если сразу дюжина, то сможешь продержаться до самого Урта. Если, конечно, они не окружат и не возьмутся за артаки. Но этого допускать нельзя. Пусть пялятся с любопытством на его щеку, пусть посмеиваются.

Если он хочет выжить и вернуть себе положение и лицо – он вытерпит. Он еще и не то вытерпит за возможность снова стать собой, выбраться из этого скопища оборванцев!