Лэшер - Энн Райс

Ларкин попытался нарисовать его в своем воображении. Емупредставилось тонкое, как тростинка, человекоподобное существо с непомернобольшой головой и чрезвычайно длинными руками.

Всего час оставался до наступления среды — начала Великогопоста. Стоящий на берегу залива маленький дом, двери которого выходили прямо набелый пляж, был погружен в тишину. Звезды усыпали все небо, и казалось, чтовдали, у линии горизонта, они спускаются так низко, что почти касаются земли.Их мягкое мерцание служило единственным освещением в ту ночь. Легкий ветерокгулял под невысокими потолками комнат, неся с собой вечернюю прохладу в каждыйуголок, в каждую щелку и без того холодного дома.

Но Гиффорд холода не боялась. Облачившись в толстый свитериз чистой шотландской шерсти и теплые шерстяные носки, она наслаждалась свежимдуновением морского ветра, равно как и приятным жаром, исходящим от пылавшего вкамине огня. Холод, морской воздух, запах горящих дров — именно такой Гиффордвсегда представляла зиму во Флориде. Это место было ее надежным пристанищем, гдеона скрывалась от жестокого мира.

Гиффорд лежала на кушетке напротив камина, наблюдая за тем,как световые блики пляшут на белом потолке. Интересно, почему именно здесь онаощущала себя такой счастливой? Почему ее так неодолимо тянуло сбежать сюда отбезысходной тоски, которая одолевала ее дома? Дестин был идеальным местом дляотдохновения ее души. Этот дом ей достался в наследство от Дороти, прабабушкипо отцовской линии, и с ним уже долгие годы у нее были связаны самые приятныемгновения жизни.

Однако именно сейчас Гиффорд отнюдь не была счастлива. Да,здесь она не испытывала такой тоски, которая терзала ее во время празднованияМарди-Гра в Новом Орлеане, но это не делало ее более счастливой. Она все равнопродолжала страдать. Но какой бы виноватой она себя ни чувствовала из-за своегобегства, она успокаивала себя мыслью о том, что все равно не может пойти наМарди-Гра в старый дом на Первой улице, как бы ей этого ни хотелось.

Марди-Гра она провела в Дестине, во Флориде. Это был самыйобыкновенный день, такой же, как все остальные. Тихий и чистый, далекий отвсякой суматохи, связанной с карнавалом, толпами людей, грязнойСент-Чарльз-авеню, пьяными и вечно о чем-то спорящими родственниками. День,проведенный вдалеке от ее любимого мужа Райена, который продолжал вести себякак ни в чем не бывало, делая вид, будто Роуан Мэйфейр никуда не сбежала и небросила своего мужа Майкла Карри. И будто в Рождество на Первой улице не былоникакой кровавой стычки. Он делал вид, будто то, что тогда случилось, вполнеисправимо, нужно только все тщательным образом обдумать, взвесить и принятьправильное решение, в то время как на самом деле все безнадежно разваливалосьна части.

Майкл Карри в то незапамятное Рождество едва не лишилсяжизни. Никто до сих пор не знал, что произошло с Роуан. Но ни у кого неоставалось сомнений в том, что случилось нечто ужасное. И тем не менее,несмотря ни на что, родственники все равно изъявили единодушное желаниесобраться на Марди-Гра на Первой улице. Что ж, рано или поздно они расскажутГиффорд, как прошел праздничный вечер.

Конечно, великому наследству Мэйфейров ничто не угрожало.Личные трастовые фонды Гиффорд, в которых были задействованы баснословныеденьги, тоже оставались вне опасности. Если что и настораживало Гиффорд, такэто образ мышления, общий настрой шести сотен Мэйфейров. Практически все ониприходились друг другу троюродными или четвероюродными братьями и сестрами и вбольшинстве своем сумели подняться до нынешних высот совсем недавно — послезамужества Роуан Мэйфейр, новой наследницы невероятно огромного состояниясемейства, которая незадолго до этого вступила в свои права. Но волею странногопроисшествия, имевшего место в рождественскую ночь, все они были столь жебыстро низвергнуты едва ли не в самые глубины ада. Гиффорд крайне беспокоило издоровье Майкла Карри, который до сих пор не оправился от сердечного приступа,случившегося как раз двадцать пятого декабря. Увидев его в конце января, онапришла к выводу, что бедняга за один месяц постарел лет на десять.

Конечно, все собрались в семейном особняке на Марди-Гра неради дани традиции, а исключительно от отчаяния. Они пытались сохранитьоптимизм и бодрость духа, которые, казалось, уже невозможно было обрести послетого кошмара. Но какую дурную услугу они оказали Майклу! Неужели всем былонаплевать на то, что он чувствовал? Нетрудно представить, каково человеку,которого бросила жена, попасть в окружение толпы ее родственников, тем болееесли они ведут себя так, будто ничего не произошло. Впрочем, это было весьмахарактерно для семейства Мэйфейр. Неискренние рассуждения, дурные манеры,извращенная мораль — все это представлялось как возвышенные идеалы, достойныевсеобщего почитания, и становилось стержнем любого семейного торжества.

«Я родилась не человеком, а членом семейства Мэйфейр, —размышляла Гиффорд. — И замуж я вышла за Мэйфейра, и родила Мэйфейров, и,уж конечно, умру тоже как истинная Мэйфейр. Все придут на мои поминки и будутлить слезы, как это принято у Мэйфейров. Чего же тогда стоит моя жизнь?» Впоследнее время подобные мысли часто посещали Гиффорд, но исчезновение Роуанотодвинуло их на второй план. Сколько еще ей удастся протянуть? И почему она всвое время не отговорила Роуан и Майкла от женитьбы? Почему хотя бы не убедилаих уехать из этого дома и даже из Нового Орлеана?

Особую проблему представлял Мэйфейровский медицинский центр— огромный исследовательский комплекс, который создавался по инициативе и приактивном участии Роуан. К его созданию с большим энтузиазмом отнеслись сотничленов их огромного семейства — и особенно старший и любимый сын Гиффорд, Пирс,который теперь страшно сокрушался по поводу того, что медицинский центр, нарядусо всем, что имело отношение к Роуан, попал в неизвестно чьи руки. Дочь Шелбитоже пребывала в глубоком расстройстве, несмотря на то, что еще училась вюридическом колледже и была довольно далека от этих дел. Даже Лилия, младшая инаиболее отдалившаяся от семьи дочь Гиффорд, которая находилась сейчас вОксфорде, писала домой, что необходимо любой ценой продолжить созданиемедицинского центра.

Вспомнив об этом, Гиффорд почувствовала, что ее охватиловолнение. Нарисовав себе всю картину целиком, она не на шутку испугалась ипришла к выводу, что необходимо приступить к более активным действиям. Искать,раскрывать, разоблачать!

К тому же ее беспокоила судьба Майкла. Кто знает, что ждетего впереди? Правда, врачи утверждали, что он поправится. Но как сообщить ему,насколько плохо обстоят дела на самом деле? Такие вести могут вызвать у негоочередной сердечный приступ. И не исключено, что на этот раз он окажетсясмертельным.