Лэшер - Энн Райс

— Я бы умерла на этом чердаке, если бы не Джулиен. Этотмолчаливый безумец, бледный, как цветок, который никогда не видел солнца,сделал мне ребенка. И этим ребенком стала твоя мать, которой была уготовленатакая печальная участь.

— Но почему, почему дядюшка Джулиен сотворил это стакой молоденькой девочкой?

Гиффорд только раз задала бабушке Эвелин этот вопрос, иответ оказался для нее столь неожиданным, что до сих пор звучал у нее в ушахсловно гром:

— Гордись тем, что в твоих жилах течет кровь Мэйфейров.Гордись. Потому что Джулиен все предвидел. Линия наследственности стала терятьсвою силу. К тому же я любила Джулиена. А Джулиен любил меня. Только не пытайсяпонять этих людей — Джулиена, Мэри-Бет и Кортланда. Они были своего родагигантами. Таких на земле больше нет.

Гиганты на земле. Кортланд, сын Джулиена, был отцом бабушкиЭвелин, хотя она никогда этого не признавала, а Лаура Ли — ребенком Джулиена!Господи! Гиффорд никогда не могла проследить линии наследственных связей безпомощи ручки и бумаги, да, честно говоря, ей никогда особенно не хотелось этоделать. Гиганты на земле! Скорее дьяволы из преисподней.

— О, как здорово! — восторгалась Алисия, слушаяэти истории. Она всегда не без удовольствия подтрунивала над страхамиГиффорд. — Продолжай, бабушка Эвелин. Рассказывай, что было потом. Чтослучилось со Стеллой?

К тринадцати годам Алисия уже испытывала страстную тягу кспиртному. Хотя она была такой же худой и хрупкой, как Гиффорд, выгляделаАлисия гораздо старше своих лет. Она прожигала жизнь в ородских барах,напиваясь до умопомрачения со всякими подозрительными мужчинами. Чтобы хотькак-то усмирить непокорную, дедушка Филдинг решил выдать ее замуж за Патрика. Икак только его угораздило выбрать именно его! Как оказалось впоследствии, этобыла плохая идея, несмотря на то, что дедушка действовал из лучших побуждений.

«И все эти люди — мои родственники… — с горечью размышлялаГиффорд. — Сестра, вышедшая замуж за своего сколько-то там раз двоюродногобрата Патрика… Одно можно сказать наверняка, хотя Мона рождена отродителей-алкоголиков, да к тому же и состоявших между собой в кровном родстве,она далеко не идиотка. И пусть девочка слегка не вышла ростом, или, как говорятв таком случае на Юге, немного „petite“ [21], во всех остальныхотношениях ей крупно повезло. Она умница, и быть неудачницей ей явно негрозит».

Пожалуй, Мону можно назвать самой хорошенькой из всехМэйфейров во все времена. И кроме того, самой умной, самой беспечной и самойвоинственной. Что бы Мона ни вытворяла, тетя Гиффорд не переставала ее любить.И не могла без улыбки вспоминать о том, как они стреляли в тире и в наушникахслышался голос Моны:

— Давай, тетя Гиффорд, давай! А вдруг это тебекогда-нибудь здорово пригодится? Давай, держи двумя руками!

О том, что Мона была не по годам взрослой девушкой,свидетельствовала ее ранняя сексуальная зрелость. Она вбила себе в голову, чтодолжна познать как можно больше мужчин. От одной только мысли о столь безумнойидее Гиффорд начинало трясти. Правда, несмотря на то, что она старалась уберечьплемянницу от нежелательных последствий подобного поведения, следовалопризнать, что сожаления скорее были достойны мужчины, ненароком привлекшиевнимание девушки, чем она сама. В этом вопросе Мона воистину была бессердечной.Что она сделала с бедным Рэндаллом! Хотя Гиффорд так и не добилась ни от одногоиз них объяснений, было вполне очевидно, кто из них двоих стал инициаторомслучившегося. Наверняка Мона сама обольстила старика, после чего утратила кнему всяческий интерес. Теперь при одном упоминании имени Моны с ним случалсяедва ли не апоплексический удар. Он начинал клясться и божиться, что никогда всвоей жизни мухи не обидел, не то, что ребенка. Как будто кто-то грозилсяупрятать его в тюрьму!

Кстати сказать, Таламаска с ее выдающимися учеными ничего незнала о Моне. Равно, как не знала о Старухе Эвелин и дядюшке Джулиене. Да,действительно, они понятия не имели о маленькой девочке, их современнице,которой было уготовано стать настоящей ведьмой. И это далеко не преувеличение.

Гиффорд размышляла об этом со смущением и одновременно судовлетворением. Значит, о том, что представлял собой на самом деле дядюшкаДжулиен, почему он застрелил Августина и оставил после себя столько внебрачныхдетей, членам Таламаски было известно не больше, чем членам семейства.

Значительную часть истории семьи, которую составили членыТаламаски, Гиффорд считала совершенно неприемлемой. Какие-то привидения, духи…Подобные вещи вызывали у Гиффорд откровенное отвращение. Она запретила Райенураспространять этот документ. Но, к сожалению, его успели прочитать сам Райен,Лорен и Рэндалл. И что хуже всего, его полностью прочла Мона, как-то раз тайкомстащив бумаги со стола.

Правда, что касается Моны, то за нее не было нуждыбеспокоиться: она умела отличать реальность от фантазии. Другое дело — Алисия,которая напрочь лишена такой способности и поэтому и спилась. БольшинствоМэйфейров не знали границы реальности, в том числе и муж Гиффорд, Райен. Всвоем отрицании всего сверхъестественного или заведомо дьявольского он был также далек от истины, как старая колдунья, которая везде видит одних толькодухов.

Но Мона обладала трезвым умом. В прошлом году, позвонивГиффорд, чтобы объявить ей, что уже утратила девственность, Мона сообщила, чтофакт дефлорации для нее не имел никакого значения и что самым важным для себяаспектом этого действа она считала изменение собственных взглядов на мир. Апотом как бы невзначай добавила:

— Я принимаю противозачаточные таблетки, тетя Гиффорд,и слежу за циклом. Мне пора начинать открывать для себя мир, набираться опыта ивсе такое прочее. Или, как говорит бабушка Эвелин, «испить свою чашу». Но мнесовсем не безразлично собственное здоровье.

— Ты можешь отличить правду от лжи, Мона? —спросила у нее Гиффорд. В глубине души она немного завидовала племяннице, и отизбытка чувств у нее на глазах выступили слезы.

— Да, могу, тетя Гиффорд. Ты же знаешь, что могу. Ктому же сегодня я еще провела генеральную уборку во всем доме. Вылизала еготак, что все блестит. Кроме того, уговорила маму и папу пообедать, пока они неначали очередную ночную попойку. Словом, у нас все тихо и спокойно. Бабушка Эвелинсегодня разговаривала. Сказала, что хочет сидеть на террасе и смотреть напроезжающие машины. Так что за меня не волнуйся. У меня все схвачено.

Все схвачено! Вскоре после этого разговора Мона сделаластранное признание Пирсу, которое наверняка было заранее выдуманной ложью: