Солнечный камень - Алекс Рудин

В комнату вваливаются двое качков. Каждый из них габаритами напоминает сервант. Стёкла тёмных очков поблёскивают, словно мебельные зеркала.

— Серёга, — говорит Дмитрий. — Обшмонайте их барахло, чтобы ничего не припрятали. И вывезите из города.

— Куда? — лениво интересуется Серёга.

По его равнодушному тону понятно, что ему всё равно, куда везти рабочих — в другой город, или в ближайший лесок. Он просто уточняет детали поручения.

— Вывезите на трассу, и отпустите, — решает Дмитрий. — И чтобы сюда больше не возвращались. Балтийск — закрытый город!

Он вскидывает голову и коротко хохочет.

— А деньги, хозяин? — тихо спрашивает Азиз.

И тут же втягивает голову в плечи.

— Деньги? — удивляется Дмитрий. — А покажи — какую работу вы сделали?

— Демонтаж, мусор, — перечисляет Азиз. — Больше ничего не успели.

— Мусор! — передразнивает его Дмитрий. — А я вас кормил всё это время? Инструменты вам купил? Жили вы в моём доме? С ментами договорился, чтобы вас не трогали? Кто за это заплатит? Может, ты?

Азиз беспомощно молчит.

Серёга лениво берёт его за плечо.

— Пошли!

Мы с Дмитрием остаёмся вдвоём. Он поворачивается ко мне и прямо спрашивает:

— Саня! Сколько эта хрень стоит?

Он показывает на шкатулку, которую я по-прежнему держу в руках.

Позавчера мы с ним пили вискарь на его квартире. Поэтому теперь он называет меня Саней.

Я пожимаю плечами.

— Так сразу не скажу. Материальная ценность — копейки, а вот историческая... Тут комиссия нужна. Надо внимательно осмотреть весь дом — может, ещё что-то найдётся. Работы пока лучше остановить.

Я тщательно выбираю слова, чтобы они подействовали так, как мне нужно.

— В смысле — остановить? — удивляется Дмитрий. — Я плитку из Германии заказал! Финскую сантехнику послезавтра должны привезти.

Я развожу руками.

— Историческая находка. Пока специалисты здесь всё не осмотрят — работать нельзя. Закон такой.

Слово «закон» для Дмитрия словно красная тряпка. Вертел он эти законы на таком месте, о котором неудобно говорить!

Дмитрий угрюмо смотрит на меня.

— Саня, — начинает он. — Это хрень, понимаешь? Мне ремонт доделать надо.

— Понимаю, — говорю я. — Неприятная ситуация.

— Слушай, а забери эту коробку себе, — неожиданно предлагает Дмитрий. — Ты же этот... как его... археолог? Вот сам её и изучай. Только скажи, что нашёл в другом месте.

Я делаю вид, что раздумываю над его предложением. И, наконец, киваю головой.

— Можно.

Дмитрий заметно успокаивается.

— У тебя когда самолёт?

— Не знаю, — говорю я. — Билеты ещё не заказывал.

— Диктуй данные. Ребята тебе на завтра билет сделают. Чего тебе тут торчать?

Его стремление понятно. Выслать меня из города и этим закрыть дальнейшие проблемы с собственностью.

— Куда полетишь, в Ленинград? — снова спрашивает он.

— В Сочи, — говорю я. — Не надышался морем.

— Без проблем!

Дмитрий достаёт из внутреннего кармана модного пиджака толстую пачку денег. Отсчитывает несколько купюр. Подумав, добавляет ещё три. Это неожиданно и приятно.

— На, держи! Как договаривались! Вечером заходи ко мне — посидим на дорожку. А завтра тебя Серёга отвезёт на самолёт.

Вот такие давние будущие события вспомнились мне, пока мы ждали Валерия Михайловича и милицию. События, которым теперь не суждено случиться. Понимать это было странно.

Мишаня сопел возле стола, внимательно разглядывая шкатулку. Дядя Слава всё так же сидел на кровати, сложив волосатые руки на худых коленях.

— Дядя Слава, — спросил я его. — Как твоя фамилия?

— Раушев. А что?

— Да ладно! — удивился я. — Так ты, выходит, потомок барона!

— Иди ты в ...опу!

— Я серьёзно!

Барон-алкоголик негодующе посмотрел на меня выцветшими серыми глазами.

— Я советский человек! Всю жизнь на Балтийском судоремонтном! Вот этими руками...

Он показал мне сухие жёлтые ладони. Но объяснить, что делал этими ладонями на заводе, не успел.

Пришла милиция. Усталый лейтенант в помятой рубашке бросил равнодушный взгляд на шкатулку.

— Материальных ценностей не было?

— Нет, — ответил я.

Лейтенант расстегнул кожаный планшет, который висел у него на боку, и достал оттуда чистый лист бумаги.

— Освободи-ка табурет!

Я встал, и лейтенант по-хозяйски присел к столу.

— Давайте по порядку!

Пока мы диктовали показания, вернулся взбудораженный Севка.

— Идут! — с порога закричал он.

— Кто? — не понял я.

— Все идут! Даже завхоз, Георгий Петрович!

— Это кто? — спросил лейтенант, не отрывая взгляд от бумаги. — Посторонним очистить помещение!

— Он не посторонний, — ответил я. — Был с нами, когда нашли шкатулку.

— Ага! Ну, тогда диктуй имя, фамилию.

Хлопнула входная дверь. В комнату вбежал Валерий Михайлович.

— Ну-ка, покажите! Что тут у вас?

— Вы кто, товарищ? — осадил его лейтенант. — Здесь милиция работает, не мешайте!

— Это наш начальник экспедиции, — объяснил я. — Он учёный, археолог.

Валерий Михайлович не обратил на лейтенанта никакого внимания. Открыл шкатулку, достал письмо фон Рауша. Развернул его, осторожно держа в руках, и принялся читать.

— Повезло, — повторял он. — Вот же повезло на ровном месте! Гореликов! Как вы додумались до этого?

— Это случайно получилось, — ответил я. — И вообще, шкатулку Миша нашёл. И письмо тоже он перевёл.

— Надо срочно закладывать раскоп у северной стены кирхи! — сказал Валерий Михайлович и обвёл нас загоревшимся взглядом. — Ну, что? Раз вы нашли этот документ — вы и будете копать. Разумеется, под моим присмотром!

— Валерий Михайлович, а с документами нам можно будет поработать, когда найдём архив? — спросил я.

— Если найдём, Гореликов, — строго поправил меня Валерий Михайлович.

Но потом не выдержал и улыбнулся.

— Конечно, поработаете! Все поработаем!

— Всем не надо, — сказал я. — У нас Мишаня любит с бумагами возиться. Да и подоконник, под которым была спрятана шкатулка, он сломал.

Валерий Михайлович и Оля осуждающе посмотрели на меня. Взгляды их красноречиво спрашивали: ну, почему этому раздолбаю так везёт?

А раздолбай прекрасно знал причины своего везения, но не собирался посвящать в них окружающих.

* * *

Апрель 997-го года. Деревня пруссов

— Собирайся, епископ!

Эрик выглядел озабоченно. Густые рыжие брови нависли над голубыми глазами. Рыжая борода воинственно топорщилась.

— Что случилось?

Адальберт старался выглядеть спокойным, но волнение всё-таки прорвалось в голосе. Кто