К чужому берегу. Предчувствие. - Роксана Михайловна Гедеон

Но не говори мне, что итальянец может забыть напрочь о своем происхождении. Никогда этого не произойдет! В душе у него навсегда останется струна, которая поет при упоминании о родине. Кто знает, может, он, как и ты, лакомился в детстве блинами из каштановой муки?

Абсолютно убежденно она подытожила:

— Все помнят запах родного очага, а уж корсиканцы тем более.

С этими поэтическими утверждениями я не стала спорить, хотя про себя знала, конечно, что, случись мне говорить с первым консулом, я не стану употреблять итальянский — по крайней мере, первая. К чему ставить генерала в неловкое положение? Напоминать о том, о чем он, возможно, хочет забыть? От него зависела сейчас не только судьба наших парижских домов, но и жизнь моего мужа и даже — в некоторой степени — будущее моего старшего сына. Вычеркнуть Жана из списка эмигрантов мог только первый консул.

Стефания, удаляясь, уже в дверях обернулась:

— Забыла сообщить тебе: еще в полдень с визитом приезжал некий граф де Буагарди. Я сказала, что ты занята, но час назад он явился снова и теперь упорно ждет в гостиной.

— Граф де Буагарди? — удивленно воскликнула я. — Стефания, как ты могла столько молчать об этом?

— Но ты же действительно была занята. И потом, что за прок говорить с этими роялистами? По нему видно, что он из Бретани. Они только сбивают тебя с толку, Сюзанна. К чему их принимать?

Я хотела чертыхнуться, но она уже выплыла из комнаты с невозмутимым видом, уверенная, что поступила совершенно правильно. Ругательство все же сорвалось с моих губ. Эта Стефания порой невыносима! Так распоряжаться в моем доме?! Черт возьми, ей ли судить о том, что сбивает меня с толку, а что нет? Я терпелива, конечно, и вполне понимаю желание брата и всех его домочадцев приблизить меня к консульскому двору. Но когда это делается так нагло, втайне от меня, не спросив моего мнения — это уже чересчур!

— Ноэль, — сказала я раздраженно, — вы знали о том, что прибыл граф де Буагарди?

Девушка испуганно кивнула.

— Мадам, я видела господина графа внизу, но мадам Стефания не позволила…

Я окинула служанку испепеляющим взглядом:

— Мадам Стефания не позволила! С каких пор вы служите мадам Стефании, а не мне? Господин де Буагарди — герой Бретани, неужели вы не знаете этого?!

Я приказала немедленно провести графа в библиотеку на втором этаже, очень надеясь, что мое приказание поспеет вовремя и граф, оскорбленный, еще никуда не ушел. Прием в Нейи должен был начаться в семь, но я и не намеревалась приезжать туда минута в минуту, как волнующаяся пансионерка. Я прибуду на час-полтора позже, когда схлынет первая волна не самых важных лиц, а всем, кто меня там ждет, полезно будет слегка поволноваться.

Даже Талейрану…

2

Жильбер де Буагарди, к счастью, не ушел и, конечно, был удивлен видом парадного бального платья, в котором я ему показалась.

— Мне пришлось немного подождать, но теперь я вижу, что ожидание было оправдано, — сказал он, отвесив мне галантный поклон, и я была рада убедиться, что он не обижен столь долгим ожиданием. — Вы очаровательны, мадам. Наверное, именно так выглядели римские патрицианки, когда отправлялись на Палатин[21].

— Ради Бога, извините меня, граф, — сказала я искренне, протягивая ему руку. — Я бы разом прервала все приготовления к балу, если бы знала, что вы здесь. Увы, мне недостаточно хорошо служат в этом доме.

Он поднес мою руку у губам довольно почтительным жестом. «Приветствует уважительно, как несостоявшуюся тещу», — мелькнула у меня в голове несколько горькая мысль. Глядя на Буагарди, невозможно было не вспомнить об Авроре и ее сердечных метаниях. Дай Бог, она уже успокоилась и хорошо проводит время в Белых Липах.

— Вы еще устраните это упущение, я уверен. В Бретани у вас все было устроено недурно, так будет и здесь, если останетесь… — Его взгляд снова скользнул по моей фигуре, и он не сдержал восхищения: — Однако, что за платье! С вас можно было бы лепить императрицу, скажем, Ливию[22], без преувеличения.

Столь щедрая похвала и искреннее любование были мне очень лестны, и я рассмеялась.

— Такая уж нынче мода — античная, господин де Буагарди. Все вертится вокруг императорских мотивов. Но за комплименты большое спасибо, я нуждаюсь в них, отправляясь в Нейи.

— Вас пригласил Талейран? — быстро и пытливо осведомился граф.

Я не стала скрывать:

— Да, вы правильно догадались.

— Это было нетрудно. Господин де Талейран прилагает много усилий, чтобы собрать под свое крыло аристократов.

— Я решила поехать. Думаю, это может быть полезно для некоторых наших с супругом дел.

— К сожалению, — согласился он, — это так. Все мы вынуждены искать аудиенции у первого консула.

— А вы… вы уже были у него? — вырвалось у меня.

Именно это интересовало меня больше всего. Поскольку Александр не виделся со мной и ничего мне не рассказывал, я отчаянно нуждалась хоть в какой-то информации о продвижении его дел в Париже и об его с Кадудалем переговорах в Тюильри. Но, как я поняла с первых же слов Буагарди, он тоже мало что знал об этом.

— Я уехал из Бретани первым, вы же помните, герцогиня. Никто не может сказать, что я пролил за короля мало крови. Но наступил момент, когда сопротивление стало бессмысленным, а отстраненность графа д’Артуа от наших шуанских дел — слишком очевидной. Я уехал в Париж, когда ваш супруг и Кадудаль еще сражались, и был принят в Тюильри еще тогда, в феврале.

Буагарди уехал действительно очень достойно, только тогда, когда сохранить отряд в боеспособном состоянии уже не представлялось возможным и когда удалось освободить сотни пленных шуанов в обмен на собственное подчинение. В этом смысле к графу не было претензий. Но я подозревала, что большую роль в его спешном отъезде в столицу сыграла не только безысходность, но и амбициозная мадам де Буагарди, матушка Жильбера, которая до беспамятства хотела вернуть себе замок и угодья близ Фужера, конфискованные Республикой.

— Ваше поместье… — начала я осторожно.

Он уловил вопрос в моих глазах и кивнул.

— Я договорился с Бонапартом, что мне вернут его. Думаю, на улаживание формальностей уйдет месяц-другой, но главные бумаги у меня уже в руках.

— Вам вернули замок? — вскричала я изумленно. Впервые в жизни мне довелось увидеть перед собой аристократа, по отношению к которому была восстановлена справедливость. Неужели пресловутый мир Бонапарта воплощается в жизнь?

Но у графа возвращение собственности, похоже, не вызывало большого энтузиазма. Или он привык