Восемь лет до весны - Владимир Колычев

Увидев меня, он натянуто улыбнулся, но я отвернулся от него. Хотя по большому счету должен был подойти к нему и вогнать заточку в печень. Только так Леня Писарь поступал со своими врагами.

Я уверен был в том, что это Виталик сдал меня ментам. Заказать меня мог только он. Я даже расширил список своих аргументов против него. Розочка стрелял в меня из «нагана». У Виталика когда-то был револьвер той же системы. Это совпадение? Вряд ли. Виталик вполне мог отдать Розочке свой старый револьвер.

Были у меня основания винить брата в покушении на свою жизнь. Но я почему-то уже не хотел быть беспощадным Леней Писарем. Что-то не позволяло мне убивать его ради своего честного имени.

Но и руку помощи Виталику я протягивать не собирался. Эту миссию взял на себя Зевс.

– Ну и чего встал как закопанный? – спросил он.

Я не поверил своим ушам, услышав его голос. Меня возмутили вальяжные нотки в нем. Я повернул голову и увидел, что Зевс уже стоял у стола, подпирал его своим «орфеем». Руки сплетены на груди, голова высоко поднята. Гулю вывели на допрос, приструнить оборзевшего петуха было некому. Я молчал, наблюдал за этой сценой.

– Хабар на шконку клади, – заявил Зевс.

Свободное место было только одно, на втором ярусе у параши. Нижнюю шконку там же занимал Зевс, но Виталик этого не знал.

Он оценил все правильно, поэтому обратился за помощью ко мне, рассчитывая на мое родственное к нему отношение. Я ничего не сказал, когда брат уложил скатку мне в ноги, но и скидывать ее не стал, хотя и мог.

– Первоход? – все с тем же важным видом спросил Зевс.

Виталик кивнул, с подозрением глядя на него.

Мне стало интересно, как поведет себя мой крутой брат. Он сразу набьет морду Зевсу или немного обождет?

– Зовут как?

– Виталий Игоревич.

Я усмехнулся. Все правильно, с опущенными только так и надо.

– Зевс! – назвался петух и протянул Виталику руку.

Я уже предвкушал, как тот плюнет ему в ладонь, но прогадал. Виталик стал поднимать правую руку. Еще немного, и он испоганится на всю оставшуюся жизнь.

Я вскочил как ошпаренный, оттолкнул Виталика, занял его место, локтем рубанул Зевса в челюсть и тут же ударил его ногой в живот.

За такие подставы убивают. Зевс это прекрасно понимал, поэтому даже не сопротивлялся. Может, потому я быстро успокоился.

– Смотри, кому руку подаешь! – сказал я, со злостью глянув на брата.

И надо же было мне руки марать из-за этого недоумка.

– Спасибо! – поблагодарил меня Виталик.

– Какое на хрен спасибо! – Я мотнул головой, скривил губы.

Не принято здесь говорить спасибо. Отец не однажды упоминал об этом. Интересно, чем слушал его примерный сын?

– Ты не злись. Просто меня тут всего пропарили, – сказал Виталик.

Он смотрел на меня с тоской потерянного человека. Ему нужно было мое участие, но я не хотел с ним говорить.

– У тебя еще все впереди. Вот здесь будешь париться, – сказал я и хлопнул рукой по шконке, на которой сидел недалекий Пульман.

Этот мужик вел себя в общем-то правильно, но не совсем ровно. То молчит часами, а потом как откроет фонтан, хоть уши затыкай. Про баб любил рассказывать, от которых у него якобы отбоя не было, но мы ему не очень-то верили. Характер у него слабоватый для громких подвигов. Мягкотелый он, рослый, крупный, но сущий тюфяк.

– Ну и чего сидишь? – спросил я и кивком показал на свободную шконку.

– Э-э… – Пульман протестующе выпучил глаза.

– Не зли меня. – Я хищно сощурился.

Обычно я никого в камере не задирал, но Пульман достал меня своей трепотней, а тут случай представился.

Пульман не выдержал давления, выразительно глянул на Виталика, давая понять, что в одиночку против двойной силы не потянет, и в конце концов освободил место.

– Извини, веничка у меня нет, – сказал я, хмыкнул и глянул мимо Виталика.

Сам пусть обустраивается, я ему не нянька.

Не хотел я с ним общаться, сдирать корку с подживших ран. Может, и не он заказал меня Розочке, да и ментам не сдавал. Были у меня сомнения на этот счет. Но вдруг Виталик проговорится, и я получу неопровержимые доказательства его вины? Хотя я не хотел убивать не только родного брата, но и никого вообще.

За это время рынок не изменился. Все тот же павильон и бутики. Над крышей кафе вьется дымок от мангалов. Охранник прохаживается вдоль ворот складского двора. Люди бродят туда-сюда.

Только вот теперь их тут было заметно меньше, чем восемь лет назад. Да и павильон уже не смотрелся как новый, утратил блеск, даже слегка просел. Дела шли вовсе не так хорошо, как раньше.

– Шинкарь, сука, всех к себе перетянул, – посетовал Санька.

В этот раз он до лагеря не добирался, слишком далеко надо было ехать. Брат встретил меня на вокзале и привез на рынок, где находился отец.

У входа в офис не стоял охранник, дверь была просто закрыта на замок. В самих помещениях царила теснота. На лестнице, в коридоре, всюду, где только можно, громоздились коробки, тюки с одеждой и обувью.

– Склады мы в аренду сдаем, а сами здесь все держим, – с досадой в голосе сказал Санька, чуть помолчал и добавил: – Товар легальный. Ну, почти весь.

– Это хорошо, – автоматически выдал я.

– Где же хорошо-то? Налоги большие, маржа маленькая, – проговорил Санька, вздохнул и открыл дверь в приемную. Здесь тоже все было завалено товаром. Секретарша отсутствовала как биологический вид. Держать ее было невыгодно. Да и отец оказался уже совсем не тот, что прежде. Он с трудом поднялся из-за стола, тяжело, вразвалку подошел ко мне.

Постарел сильно, голова совсем белая, лоб в глубоких бороздах, под глазами морщины, пусть мелкие, но многочисленные. Старческие пигментные пятна на висках и щеках. Отец располнел, обрюзг. Было подозрение на сахарный диабет, но его к врачам не затащишь.

– Ну, здравствуй, сынок!

На глазах у отца заблестели слезы. Он крепко обнял меня, через минуту отпустил, полез в шкаф, достал оттуда початую бутылку армянского коньяка.

Я совсем не прочь был пропустить грамм сто и даже двести. В зоне нам не наливали. Там сплошь тяготы и лишения. Наконец-то я вырвался из этой безнадеги.

– Как настроение? – спросил отец, откупоривая бутылку.

– Лучше всех.

А какое еще могло быть настроение у человека, который после долгих лет, вычеркнутых из жизни, вернулся домой?

– Боевое настроение? – Отец наливал себе, мне и Саньке, при этом внимательно смотрел на меня.