AMERICAN’ец. Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого - Дмитрий Миропольский

— Воля ваша, Сергей Лаврентьевич, — нарушил молчание Толстой, — только вы уж или скажите толком, какая во всём этом связь, или давайте о другом о чём-нибудь. Была у Павла Петровича с британцами распря, это ни для кого не секрет. Он и санкции тяжкие на их компании наложил. Только государь Александр Павлович те санкции снял и дипломацию с Лондоном восстановил, разве не так? По всей Английской набережной опять с вечера до утра на балах гуляют…

— Ночи белые, вот и гуляют, — брюзгливо отозвался Львов. — А коли есть у тебя желание послушать старика, изволь. Я на свете дольше твоего живу и вижу подальше, хотя глазами слабый стал.

Англия с Францией — древние враги, говорил князь. Чем лучше дела у французов, тем больше англичан это беспокоит. А когда на стороне врага появляется такой могучий союзник, как Россия, впору и вовсе запаниковать.

— Ты мне давеча про книжку свою любимую рассказывал, — Львов ткнул пальцем в собеседника, — о Робинзоне Крузо. А кто её написал, не напомнишь?

— Даниэль Дефо. Только это же сто лет назад было! И какое отношение?..

— Господин Дефо не только литератор, — перебил князь, — и в жизни своей долгой не только книжки писал. Он создал британскую секретную службу, сиречь разведку. А коллеги этого Дефо уже сто лет в России днюют и ночуют.

Львов поведал молодому приятелю про лорда Уитворта, британского посла в Петербурге, которого весьма заботило быстрое сближение императора Павла с Наполеоном. А когда русские заключили с французами военный договор и нацелились сообща на юг отправляться, — в Лондоне решили, что это угрожает британским колониям в Индии. Лорду Уитворту было велено средствами дипломатического ведомства устранить Павла Петровича.

— Но они же всегда норовят чужими руками жар загребать, а сами в сторонке стоят, — горячился старый князь. — Чтобы с государем расправиться, тоже недовольных подыскали в свите…

Он стал загибать пальцы, перечисляя главных заговорщиков: петербургский генерал-губернатор граф Пален — раз, вице-канцлер граф Панин — два, генерал Беннигсен из германцев — три, да граф Платон Зубов, бывший фаворит императрицы Екатерины.

— Тебя сейчас две тысячи рублей напугали, — говорил Львов, — а британцы расщедрились на два миллиона. Каково, а?! Уитворт платил заговорщикам через любовницу свою, Ольгу Жеребцову. Не слыхал? Она Платону Зубову сестра. До сих пор в Лондоне прячется. И этот заодно с ними…

Сергей Лаврентьевич кивнул направо. Карета ехала по Литейному проспекту — за окном проплывал особняк на углу с Пантелеймоновской улицей. Толстой изумился:

— Резанов?! Господь с вами. Он же обер-прокурор Сената. Ему государь вверяет важнейшие дела. Николай Петрович экспедицию Крузенштерна готовил…

— Готовил, верно, — согласился князь. — Только Резанов не один год у графа Зубова служил и возвысился благодаря ему. Кабы не Зубов, нипочём бы Резанову не жениться на дочке Шелихова. Кабы не Зубов, твой Николай Петрович не миллионами сейчас ворочал бы и не Американской Компанией правил, а сидел бы на жалованье сенатском да воровал с государственных подрядов, как другие. Вот тебе и Резанов.

Карета повернула с Литейного направо и покатила в сторону казарм Преображенского полка мимо кирхи Анны Лютеранской, давшей название Кирочной улице.

— Или ты думаешь, англичане сами разбойничков нанимали, с которыми ты воевал? — не унимался Львов. — Не-ет, им белы руки марать не пристало! Да и зачем, когда есть Резанов и прочие? Коготок увязнет — птичке пропасть. Крепко держат они обер-прокурора нашего и уж никогда не выпустят, будь благонадёжен. А Николай Петрович твой меня на дух не переносит, потому как я против британцев стоял и стоять буду, и дела его чёрные мне известны…

Толстой помолчал, пытаясь уложить в голове слова князя, и вымолвил:

— Если только вам они известны, почему другим правды не расскажете? А если другие тоже знают… Нет, быть того не может!

— Кому надо, те знают, — ответил печально Львов. — Да ведь все друг с дружкой связаны. Тот этому родня, тот с этим служили вместе, тот за этого слово замолвил, тот этому денег должен… За одну ниточку потяни — такой клубок размотается, что, пожалуй, лучше и вовсе не трогать: всё одно мир не переделаешь. Так-то, Фёдор Иванович.

Карета князя остановилась на Кирочной против новеньких казарм Преображенского полка — аккуратных жёлтых зданий с белыми пилястрами в классическом стиле. Толстой простился со Львовым, ответил на приветствие караульных и зашагал к парадному двору.

— Быть того не может! — решительно повторил он самому себе. — А насчёт мира мы ещё посмотрим.

Подмётные письма Резанов получал не впервой. Но когда прочёл нынешнюю записку — сперва решил: врут. Припомнил даже случай из молодости своей, как императрица Екатерина распорядилась в эрмитажных собраниях держать ящик для штрафных денег, и кто из придворных соврал — тот платил десять копеек медью в пользу бедных. Казначеем при ящике назначен был статс-секретарь Безбородко. С одного бедолаги, который без вранья не мог и слова сказать, за день порой набиралось пол-ящика медяков. Однажды Безбородко заметил государыне в шутку:

— Матушка, вели не пускать его больше в Эрмитаж. Эдак он вконец разорится.

— Пусть приезжает, — возразила Екатерина, — мне после твоих докладов надобен отдых. Иной раз хорошо и враньё послушать.

Статс-секретарь только руками всплеснул:

— Тогда милости прошу в правительствующий Сенат! У нас ты ещё не такое услышишь.

Став по прошествии лет обер-прокурором, Резанов не понаслышке знал, как врут в Сенате.

Но анонимная записка сенатских дел не касалась: там шла речь про махинации с покупкой судов для кругосветного похода. Если это было враньём, — оно весило много больше, чем ящик медных денег и, может быть, даже больше, чем каторжные кандалы, тяжелее которых только топор палача. А если неизвестный автор написал правду?

В России не нашлось мастеров, готовых построить корабли, которые выдержат кругосветное плавание. Суда надо было покупать за границей, но где? Резанову не пришлось прилагать особых усилий, чтобы выбор пал на Британию: его поддержали Крузенштерн с верным сподвижником Лисянским. Оба моряка не один год ходили под британским флагом в Северной Америке, Индии и Южной Африке, и капитанство своё выслужили на британском флоте. Эти двое знали, что лондонские корабелы не подведут. Поэтому не в Голландию и не во Францию, а именно в Англию отправился прошлой осенью Юрий Фёдорович Лисянский, которого Резанов снабдил деньгами на дорогую покупку…

…и в первых числах июня два корабля, пришедших через Балтику из Лондона, ошвартовались в Кронштадтском порту — на острове Котлин, что прикрывал устье Невы в пятнадцати морских милях к западу от Петербурга.

Резанова по такому случаю доставили на ялике в Кронштадт. Матросы гребли ровно, только море было неспокойно, и сердце у Николая Петровича ёкало каждый раз, когда волна покрепче ударяла в борт судёнышка. Обер-прокурор силился прогнать мысли о том, что скоро ему предстоит всем нутром почувствовать совсем другие волны — не в Невской губе Финского залива, которую смеху ради называли Маркизовой лужей, но на открытом просторе суровой Балтики, а после — в других морях и океанах.