Послание - Джек Керли

– А я думал, это грипп, – сказал я.

Ее взгляд просветлел. Она посмотрела на меня горящими глазами.

– Возможно, это тоже сыграло свою роль. Возможно, ты мне что-то подмешал. Возможно, ты…

– Возможно, это я подбросил тебе запас водки в машину.

Глаза ее сделались размером с блюдца.

– Так ты лазил ко мне… – На ее лице была написана борьба чувства вины и злости, победила злость. – Я считаю, что ты настоящий ублюдок, – прошипела она, хватая со стола сумочку. Когда она промчалась мимо, я заметил неуверенность походки и почувствовал острый запах пота, блевотины и еще чего-то приторного. Дверь с грохотом захлопнулась, а еще через несколько секунд я услышал звук вздымаемого колесами песка, когда ее машина отъезжала от дома.

Еще не подойдя к серванту, я уже прекрасно знал, что обнаружу в нем. Я покрутил бутылку с водкой и увидел, что она необычно пузырится. Когда я открутил пробку, раздался характерный шипящий звук. Разбавлена водой. Я заглянул в корзину для мусора в ванной и нашел спрятанный на дне смятый картонный парафинированный стаканчик. Пахло из него соответственно, и теперь уже нетрудно было восстановить развитие событий сегодня утром. Она проснулась со страстным желанием выпить, взяла в ванной одноразовый стаканчик для полоскания рта, на цыпочках пробралась к бару в серванте и налила себе водки. Потом заменила отлитое в бутылке водой и вернулась в ванную выпить и поблевать, пока поглощенного алкоголя стало достаточно, чтобы поймать кайф. Когда открылась дверь, она уже была более-менее в норме, если можно так сказать: озноб проходит, глаза открываются, затуманенное сознание проясняется. В настоящий момент она добивает водку из-под сиденья своей машины. Как говорится, поправляет пошатнувшееся здоровье. Зверь по имени «необходимость опохмелиться» был мне хорошо знаком. Он не кусает, он поглощает человека целиком – и ничего забавного в этом, поверьте, нет. Я дал Эйве двадцать пять минут, после чего позвонил ей домой. Никто не ответил. С тревогой в сердце я выдержал еще пять минут и перезвонил:

– Алло? – прощебетала она. Слишком громко, но уже любезно и контролируемо. Опять выпила, но теперь она, по крайней мере, была уже дома. Я мысленно поблагодарил того, кто нажимает на рычаги в этом мире, и аккуратно повесил трубку.

Мы с Гарри ехали в сторону центра города, чтобы побеседовать с женщиной, которая знала Дэшампса как лично, так и с профессиональной точки зрения. Я был в подавленном состоянии и лежал на заднем сиденье, крепко прижав руки к груди, – просто скорбная мумия какая-то.

Гарри сокрушенно покачал головой.

– Такая славная маленькая докторша – и пьяница. Как это печально.

Как и я, Гарри не употреблял слово пьяница в уничижительном смысле; мы оба знали слишком много лечившихся алкоголиков – в основном анонимных алкоголиков, – которые легко называли себя пьянчугами, алкашами или ничтожествами. Я лично считаю это признаком мужества – посмотреть на себя в зеркало и сказать правду. А затем излечиться, если удастся оставаться честным по отношению к собственному отражению.

– Когда все откроется, это будет стоить ей работы, – сказал он. – А это обязательно откроется.

Гарри был прав. Когда о зависимости Эйвы от алкоголя станет известно, ее пошлют на программу реабилитации и переведут на более низкую должность, а она попадет в черный список. Возьмут другого патологоанатома. И постепенно Эйву отсюда выдавят. Она не сможет удержаться, как молодое деревце под натиском бульдозера. Так что ее путь на улицу может быть довольно быстрым – состраданием Клэр никогда не отличалась.

– Ну и что ты собираешься делать по этому поводу, Карс? – спросил через плечо Гарри.

– А почему я, собственно, должен что-то делать?

– Но у тебя же есть какое-то чувство к этой девушке, верно?

– Я ее почти не знаю, Гарри.

Он бросил машину в боковую улочку и резко нажал на тормоза. Я почувствовал, как переднее колесо ударилось в бордюр, наехало на него, потом съехало обратно. Все, Гарри припарковался.

– Давай-ка садись вперед, приятель.

Я вылез из машины и пересел. Мы находились в старом районе, улица была усажена раскидистыми дубами и высокими соснами, усеянными шишками. Я прикинул, что некоторые из этих деревьев были посажены еще до Гражданской войны. Такие же довоенные дома находились далеко от тротуара за посадками азалий, магнолий, ив, мирта, словно скрываясь в прошлом и подслушивая настоящее.

Гарри сказал:

– С проблемами у нас полный порядок, я имею в виду убийства и наезд Скуилла на ПСИ. Все это может обернуться масштабными и грязными политическими играми, которые съедят нас с потрохами. Если эта маленькая леди больна алкоголизмом, а ты испытываешь к ней чувства, то можешь начинать мучиться еще и по этому поводу.

– Ты считаешь, что я должен бросить все как есть?

Он улыбнулся немного печально и покачал головой.

– Ты должен сделать то, что должен. Я знаю это, ты знаешь это, и все ангелы над нами это тоже знают. Я только хотел сказать, чтобы ты был начеку.

Я посмотрел в окно. Дальше по улице пожилая, болезненного вида женщина поливала цветочную клумбу. Она почти не двигалась и из-за этого напоминала скульптуру.

– Сейчас у тебя внутри все напряжено, Карс, – сказал Гарри. – И это нормально. Но если почувствуешь, что вокруг начинают стягиваться твои старые путы, обещай, что обратишься только ко мне, хорошо?

Эта фраза привела меня в замешательство.

– Какие еще старые путы? О чем ты говоришь?

Он отвел глаза и включил передачу.

– Держись и не дай подорвать себя изнутри. Вот и все, что я хотел сказать.

Гарри проехал последние несколько кварталов до следующего адреса из нашего списка посещений. Мы вышли из машины напротив «Лес Идеес» – художественной галереи в южной части Мобила, изящного желтого двухэтажного здания в новоорлеанском стиле с украшенными орнаментом металлическими перилами на балконах и темно-фиолетовыми ставнями. По бокам стояли ящики с цветами. Выложенная булыжником дорожка. Небольшой журчащий фонтанчик. Место было очень вычурным. Гарри заметил на другой стороне улицы кафе – в воздухе висел крепкий запах кофе.

– Пойди пропусти чашечку, приятель, – сказал я. – Думаю, что смогу провести беседу сам.

Гарри с видом явного облегчения отправился через улицу.

Хотя Дэшампс был в принципе коммерческим художником, для души он рисовал акварели, в основном морские пейзажи. Франсуаз Эббот была владелицей «Лес Идеес». Она выставляла у себя работы Дэшампса уже несколько лет и периодически общалась с ним во время всяких сборищ до и в ходе его выставок.

Эббот была стройной женщиной лет пятидесяти, одетой в красную бархатную одежду, что-то среднее между кафтаном и кимоно. Страстная курильщица, она пользовалась эбонитовым мундштуком – приспособлением, которое, как мне показалось, относилось к антиквариату. Ее черные волосы представляли собой одну из тех укороченных антипричесок, когда неаккуратно обрезанные пряди торчат во все стороны. Она подвела меня к нескольким акварелям Дэшампса, искусным, но лишенным внутренней искры, отличающей настоящую живопись. Я подумал, что они могли бы быть приличной обложкой для продаваемых в магазине личных дневников нового поколения с названиями типа Мои ежедневные мысли или Заметки о жизни.