Зачем мы говорим - Тревор Кокс

Нормативное английское произношение, RP, использует столичная элита, университеты и привилегированные частные школы, его можно услышать на заседаниях суда и на сцене. Именно так говорили великие актеры Лоуренс Оливье и Джон Гилгуд в постановках Шекспира. Провинциальный акцент в театре можно было услышать только в комедийных ролях, например в речи ткача Основы в пьесе «Сон в летнюю ночь» [5]. Когда началось вещание, RP был принят на BBC и оставался стандартным произношением на протяжении большей половины XX века [6]. Первый генеральный директор BBC, лорд Рейс, предпочитал RP, потому что его могли понимать все, как в стране, так и в колониях. Лишь недавно разнообразие акцентов на радио и телевидении BBC стало обычным делом.

Став языком элиты на всей территории Британской империи, RP стал «королевским английским». Именно такому произношению в наши дни обучают людей, изучающих английский как второй язык. Удивительно, но оно пользуется популярностью и в Голливуде. Клишированное представление об английском характере делает RP идеальным произношением безжалостного, бесстрастного убийцы – вспомните Джорджа Сандерса в роли Шерхана в оригинальной постановке «Книги джунглей». Это также идеальный голос злодея в каком-нибудь фильме о «маленьком человеке», сражающемся с власть имущими. Ничто не выдает власть имущих так явно, как безукоризненное английское произношение. Хорошим примером является фильм «К северу через северо-запад» Альфреда Хичкока, где Кэри Грант играет менеджера по работе с клиентами в рекламном агентстве, случайно попавшего в международную шпионскую организацию. Грант говорит с американским акцентом, но Джеймс Мейсон, играющий злодея Вандамма, говорит на RP [7].

Моя мать Дженни говорит на типичном RP. Если вы с ней встретитесь, то решите, что она аристократка. И никогда не догадаетесь, что она родилась в Ливерпуле и переехала на юг Англии только после Второй мировой войны: у нее нет даже намека на ливерпульский акцент. Фактически ее голос демонстрирует влияние британской классовой системы. Родители Дженни были из Южной Англии, и ее мать боролась за то, чтобы Дженни не подхватила местный акцент рабочего класса. Как объясняла мне мама, «в то время все мы хорошо осознавали различия в социальном положении, и она не хотела, чтобы мое произношение было грубым». В Ливерпуле мама посещала уроки дикции, где приходилось выполнять особые упражнения, чтобы научиться четко произносить согласные в начале и в конце слова. Ей приходилось учить детские стишки и скороговорки [8]. Она так много этим занималась в детстве, что и сегодня может с великолепной артикуляцией прочитать наизусть отдельные стишки и скороговорки.

В предисловии к пьесе «Пигмалион» Джордж Бернард Шоу написал, что «ни один англичанин не откроет рта без того, чтобы не вызвать ненависти или презрения у другого англичанина»[25]. Шоу использует акцент Элизы Дулитл как центральный прием повествования в описанной им истории любви. Акцент кокни, на котором разговаривает Элиза, преображается после уроков дикции, и это позволяет ей приобрести респектабельность среднего класса [9]. Но моя мама обнаружила, что произношение RP не всегда может сослужить хорошую службу, потому что время от времени она сталкивается с теми, кто считает ее слишком аристократичной и заносчивой. Чтобы не создавать такое впечатление, мама применяет тактику, которую она называет «более выразительный язык», другими словами, брань.

Не только она страдает от ложного восприятия себя другими людьми. Вот, например, диалог из книги Джен Кэмпбелл «Странные вещи, которые покупатели говорят в книжных магазинах» (Weird Things Customers Say in Bookshops).

Образование, скорее всего, сделает акцент не таким выраженным, однако приведенный выше диалог объясняет, но не извиняет возмущение покупателя.

Нам легче понимать людей, которые разговаривают так же, как и мы сами. Исследования показывают, что мы скорее предпочтем голос, походящий на наш собственный. Нетрудно предположить, что акцент был важен для выживания. Представьте себе сцену эпохи неолита: кто-то ночью приближается к лагерю. Голос может оказаться единственной подсказкой, по которой можно определить, кто приближается: друг или враг. Акценты и диалекты дают еще одно эволюционное преимущество: они побуждают к сотрудничеству и альтруизму, а также усиливают сплоченность группы. Они также могут объяснить, почему мы практически не различаем варианты произношения людей из других стран. Для выживания полезно идентифицировать человека как не принадлежащего к группе; более тонкое понимание того, откуда они, – это уже другой вопрос.

Выбор звуков, формирующих акценты, скорее всего, случаен, поскольку то же самое происходит и у других животных. Акценты есть у многих видов: например, короткие глухие удары, которые тихоокеанская треска производит своим плавательным пузырем, гораздо глубже, чем звуки, производимые ее европейскими родственниками, а особенностью атлантической трески являются монотонные стоны [10]. Такие региональные варианты возникают, когда группы особей одного вида расходятся на дальние расстояния и перестают контактировать друг с другом. Их голосовые сигналы постепенно начинают различаться [11]. То же самое происходит и у людей. Язык и произношение изменяются постоянно. Если племена расходятся и нечасто общаются друг с другом (возможно, они оказываются по разные стороны горного хребта), возникают и устанавливаются разные диалекты и акценты.

До самого последнего времени считалось, что слова, которые мы используем в качестве существительных, глаголов и прилагательных, возникли случайно. Действительно, изучение слов, называющих звуки, производимые животными, на первый взгляд подтверждает, что языковые модели разных языков в значительной степени произвольны. В английском свинья «произносит» oink oink, но в японском – bubububu, а во французском – groin, groin. Можно было бы предположить, что для имитации голосов животных языки станут использовать звукоподражание и в разных языках возникнут примерно одинаковые звуки. Одна из причин, почему этого не происходит, – наличие в каждом языке лишь ограниченного количества фонем, что затрудняет использование слов, точно имитирующих некоторые крики животных.

Обычно звучание слова редко напрямую связано с его значением. Иконические слова являются скорее исключением, очевидные примеры – звукоподражательные слова типа «дин» и «дон» [12]. Удивительно, но язык, в котором нет иконичности, оказывается более эффективным и надежным средством передачи информации. Тем не менее одно из последних исследований, основанное на большом количестве данных, обнаружило в языке больше иконичности, чем ожидалось. Дамиан Бласи из Цюрихского университета с коллегами изучали слова, используемые для называния самых важных для человека вещей (например, местоимения, цветообозначения и наименования частей тела), и обнаружили, что здесь действуют некие скрытые правила. Исследуя списки из 6000 языков, они увидели, что неродственные языки часто используют или избегают использования конкретных звуков для определенных понятий [13]. Возьмем, например, выступающую часть в центре нашего лица. В Исландии это называется nev, в Японии – hana, а для говорящих на языке spar в Южном Чаде это kon. Естественно, по-английски мы называем это nose. Все эти слова содержат звук [н] [14]. И для этого могут быть причины. Попробуйте сказать «нннн», а потом зажмите нос, произнося этот звук: вы обнаружите, что звук выходит только из носовых каналов, потому что язык перекрывает рот.