Моя подруга - месть - Елена Арсеньева

– Странно, почему здесь нет серьезной засады? – проворчалаона, украдкой приподнимая планочку жалюзи. – Логически мысля, тут взвод мог быстать – пусто, как на кладбище!

Да уж, по сравнению с соседней улицей, куда вилла былаобращена фасадом, эта казалась погруженной в вечный сон. Дома, лишенные окон идверей, выходящих на улицу, представляли собой унылую и однообразную линиюголых стен с отвалившейся штукатуркой.

– Еще и розы эти дурацкие, – с ненавистью продолжалаНадежда, косясь на гирлянды мелких белых розочек, обвивших стены и бесцеремоннозалезавших в комнату. – Готовая лестница, поднимайся и входи!

– Лестница? – пробормотала Лариса, виртуозно выдувая изо ртаголубое колечко и задумчиво глядя на него. Казалось, будто ее туманный, споволокою взор гипнотизирует колечко: оно не таяло, а медленно дрейфовало квосхищенному Саньке. – Так ведь по лестнице не только подняться можно, но испуститься…

Марьяна и Надежда переглянулись поверх белобрысой Санькинойголовенки.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила Надежда.

Лариса глянула насмешливо – и Марьяна в который разизумилась ее самообладанию (или глубочайшему равнодушию, что вернее всего):

– То и имею! Прикажешь сидеть здесь и ждать, пока всех насперестреляют, как голубок, а за ним придут?

– Предлагаешь, чтобы ты с Санькой… – сбивчиво, взволнованноначала Надежда, но Лариса покачала гладко причесанной темной головкой:

– Я знаю, что ты меня полной идиоткой считаешь, но не дотакой же степени!

Она глядела на Надежду сквозь ресницы, медленно поводя алым,длиннющим ногтем вокруг припухшего, словно бы всегда нацелованного рта. Отэтого жеста, Марьяна знала, Виктор тотчас принимал боевую стойку, а сейчасЛариса откровенно дразнила Надежду, которая, хотя и знала наизусть слабостиХозяина, никак не могла обратить их в свою пользу, пока на его горизонтемаячила Лариса. И Марьяна подумала, что, если Лариса так явно задирает Надежду,значит, не столь уж она и отстранена, как принято думать, от всего на свете, нетак уж ей и наплевать на все и вся, кроме себя и своих мыслей. А еще, выходит,она безошибочно знает Надежду и ее натуру и понимает, что ни злость, ниревность, ни откровенная неприязнь к хозяйке не дадут ей отвлечься отисполнения долга.

Впрочем, дело сейчас было отнюдь не в привычной дуэли этихдвух женщин, а в том, что Марьяна почему-то ничего не понимала из их словеснойперестрелки. То есть она догадалась, что всем вполне можно спуститься на тупустынную улицу по розовым плетям, а потом убежать хоть в полицию, хоть впосольство, но этот столь простой и очевидный план и Надежда, и Ларисапочему-то считают идиотством. Почему?

– Почему?! – возопила Марьяна. – Да они вот-вот ворвутся ивсех нас изрешетят!

– Хотели бы – давно ворвались и изрешетили бы, – огрызнуласьНадежда. – Они явно не хотят грандиозной бойни, чтоб не зацепить, кого не надо.

Она говорила быстрым шепотом, потому что, судя по голосам задверью, гостиная уже была взята противником.

– А кого не надо? – наивно спросила Марьяна: видно, крепкоперенервничала, колесики в мозгу ну никак не поворачивались!

– Да уж не тебя или меня, – хмыкнула Надежда. – И даже,может, не ее. – Быстрый, пренебрежительный кивок в сторону Ларисы, вроде как «один– один».

Ларисина соболиная бровь круто выгнулась:

– Напрасно ты так думаешь. Полагаю, я способна украситьлюбой гарем, хоть бы и самого султана.

– Султаны в Турции, дурища, – огрызнулась Надежда. – А здесьтолько фараоны, да и те в пирамидах. Что, хочешь с мумией потрахаться? Впрочем,тебе, верно, все равно с кем! Только на это и годишься, кошка мартовская.Подумаешь, сокровище! Больно много о себе воображаешь! Вся твоя ценность дляВитьки – что Саньку ему родила. Я же знаю, что он тебе грозил: не родишьребенка – пошлю, мол, к черту со всем твоим сексом!

– Эротикой, Надя, – с легкой усмешкой поправила Лариса. –Эротикой. Пора запомнить. И еще запомни, курочка ряба: когда-нибудь ярассержусь… так рассержусь, что тебе никакой Витька не поможет!

– Да замолчите! – отчаянным шепотом вскричала Марьяна,ужасаясь, до чего вмиг выплеснулась – будто перебродившая брага! – всегдатщательно сдерживаемая и контролируемая вражда. О нет, ненависть. Нашли,ей-Богу, время ненавидеть друг друга, дурищи!

Марьяна от злости стиснула хрупкие, загорелые плечики Санькитак, что он запищал и начал вырываться.

– Надо бежать скорее, а не болтать всякие глупости!

– Вот-вот. Для этого нас и выжимают отсюда, – кивнулаНадежда, отводя бешеный взор от Ларисы и мгновенно обретая спокойствие. –Только спустимся по стене, как всех аккуратненько уложат на месте, а Санькусхватят. Он-то им и нужен скорее всего. За него Виктор все отдаст, сама знаешь!

Да, Марьяна знала. Сказать, что Хозяин без памяти любилсвоего пятилетнего сына, – все равно что ничего не сказать. Это было за граньюобычных человеческих чувств. Иногда Марьяне казалось, что, как ни дико этозвучит, Виктор сам зачал, выносил и родил Саньку, а Лариса просто сыгралавспомогательную роль, послужила неким подобием инкубатора. И ради СанькиВиктор, конечно, на все пойдет, все отдаст. Весь свой бизнес псу под хвостбросит!

– Те двое – снайперы, конечно, не просто так сидят всхоронке, – пробормотала Надежда, вновь прикрывая жалюзи.

– Что же делать? Здесь ждать? – не унималась Марьяна. – Аесли у них кончится терпение? Или вернется Виктор? Или на шум заглянет какой-тосумасшедший полицейский – в смысле нормальный? Что, они просто так все бросят иуйдут?

– Ждать тоже нельзя, – наконец хоть в чем-то согласилась снею Надежда. – Но и всем бежать нельзя. Отсюда должны уйти только двое –женщина с ребенком.

– А если их подстрелят те, кого ты видишь на улице? –Марьяна гибко встала, не выпуская Саньку. Сердце от страха за него готово былоразорваться.

– Ну, я ведь не совсем безоружна, – усмехнулась Надежда. –Да и, сама знаешь, в тридцати шагах в карту промаху не дам, разумеется, иззнакомых пистолетов. Сквозь двери, наобум Лазаря, мне стрелять смысла нет, аэтих двух я вмиг сниму, когда они увидят добычу и забудут об осторожности. Тоесть спуститься можно относительно безопасно. И – бежать, бежать! Конечно, заокном следят не только эти двое, так что бандиты скоро поймут, что добычауходит. Бросятся, конечно, в погоню…