Жена на продажу, таверна на сдачу - Константин Фрес

через лужи, прижимая к груди диплом и приглашение работать в самый элитный ресторан города.

Это было просто сбывшейся мечтой. Главным призом, счастливым билетом в жизнь.

Позади меня рыдают побежденные конкурентки, а я несусь, промокшая и счастливая, не чуя под собой ног и не видя опасности.

Я, конечно, не была глупа, и ожидала подвоха от моих однокурсниц.

Они тоже боролись за право работать в этом ресторане. И проиграли. Ну, максимум, что они могли натворить — попробовать подсыпать соли, перца, подлить уксуса, чтоб испортить мне блюдо.

Но всего этого не произошло.

Следили за нашей готовкой очень тщательно, и такой фокус пресекли бы, а саму фокусницу дисквалифицировали бы. Поэтому каждая полагалась только на свое умение.

И я выиграла в честной борьбе!

Но вот к тому, что меня переедут на машине после завершения конкурса, я готова не была…

Что это была за машина — я не рассмотрела. Помню только слепящие фары и сверкающие капли на лобовом стекле.

Я и пискнуть не успела. И испугаться тем более.

Помню только невероятное изумление. Что, серьезно?!

Да, и еще перекошенное от злобы лицо девчонки за рулем. С потеками дешевой туши на щеках.

Оскаленные зубы, отчаянье в каждой черте.

— Ну ты и дура, Катька! — изумленно хотела сказать я, но тут страшный удар смешал меня с вечностью.

Не знаю, сколько времени я в изумлении смотрела на слепящий свет, пытаясь рассмотреть — рай? Ад? Ну, куда-то же я все-таки попала!

А потом слепящий свет погас, и я обнаружила, что сижу без сил за столом, и все тело ломит.

А сама я одета, как средневековая крестьянка.

И муж — вот этот красноносый человек с остатками волос вокруг блестящей лысины мой муж! — говорит мне, повторяет в который раз, что я должна покинуть дом.

— Дом нам больше не принадлежит! — нудно бубнил он.

А сердце в моей груди билось, едва не разрывая грудную клетку.

И я не понимала, какая я настоящая. Та, что осталась без дома или та, что погибла под колесами машины? Или это только приснилось мне?..

Две жизни крепко сплелись, смешались в моем сознании.

«Второй шанс! — грохотало в моем мозгу. — Второй шанс!»

Хорошенький же шанс, если разобраться. Кажется, я попала…

Глава 2. "Печеное яблоко"

Было темно, когда мы добрались до таверны, где теперь мне предстояло прислуживать. У меня зуб на зуб не попадал, я была насквозь мокрая и грязная. Потому что по пути несколько раз поскальзывалась и валилась прямо в лужи.

Ноги сбила, все тело ломило от холода и усталости.

Папаша Якобс был не суше меня, но хоть не такой грязный. Он шел, словно не замечая колотящего его по спине дождя. Его башмаки уныло шлепали по раскисшей грязи. Рука его то и дело тянула меня за веревку. Если рывок был сильным, я валилась на землю.

Это папашу Якобса останавливало. Он молча ждал, когда я поднимусь, а потом отворачивался и продолжал путь. Молча. Даже не ругался.

Перспективы вырисовывались самые мрачные.

Таверна, куда приволок меня старик, называлась приятно. «Печеное яблоко».

Но, пожалуй, на упомянутое яблоко она походила только одним — коричневым цветом.

Все было закопчено и засалено. Фонари горели тускло, потому что их стекла никто давно не протирал. Огонек был еле виден сквозь крохотный зазор в грязи.

Внутри таверны было холодно и темно, словно тут никто и никогда не жил. Пахло тоже отвратительно.

— К… куда ты меня завел?! — пискнула я, трясясь и приплясывая, чтоб хоть немного согреться. — Это что за логово дикарей?!

— Больно ты языкастая, — огрызнулся старик, дергая меня за веревку, все так же стягивающую мою шею. — Будешь огрызаться — получишь палки!

— Это что, твой дом?! — ужасаюсь я.

— И твой теперь тоже! — сварливо отвечает старик. — Не нравится? Можешь проваливать на все четыре стороны, вон, в бордель!

Я отрицательно помотала головой.

Если я уйду, то наверняка замерзну под дождем.

Все знают, что меня купил папаша Якобс. Никто к себе не пустит, боясь быть обвиненным в краже.

Дойти до другого города и там найти себе работу у меня шансов нет. Ни денег, ни одежды… Пропаду по дороге, или лихие люди убьют.

Значит, остается папаша Якобс и его уютное гнездышко…

Веревку с моей шеи старик снял аккуратно, прямо-таки благоговейно.

«Плюшкин!» — подумала я, наблюдая, как он развязывает узел, затаив дыхание.

— Что?! — сварливо проскрипел он в ответ на мой изумленный взгляд. — Она целый медяк стоит! А то и два! Хватит таращиться, иди, погрейся! Завтра у тебя много работы! А ты что думала, я тебя из жалости в свой дом взял?! Ха!

Но «погрейся» — это громко сказано.

Очаг, на который мне указал папаша Якобс, почти прогорел.

Под серой золой еле-еле рдеют угли. Тепла столько, что можно отогреть лишь озябшие ладони, которые я держу над остывающей золой.

Папаша Якобс, ворча и охая, медленно поднялся по лестнице.

И я услышала его храп почти тотчас же, как за ним закрылась скрипучая дверь его спальни.

Да, слышимость тут еще та…

Он что, не раздеваясь повалился спать?!

— Есть хочешь?

Из мрака выступил, как мне показалось, тонкий серый призрак. В его тощей руке болтался фонарь, чуть ярче, чем все остальные.

В другой руке он держал глиняную миску с чем-то непонятным, но явно горячим. От еды шел пар.

— На, поешь. Тут немного осталось от моего ужина. Может, и не наешься, но хоть немного подкрепишь свои силы.

Я накинулась на еду с жадностью, глотая тепло варево с наслаждением. И только когда половина была съедена, я разобралась что это такое.

Чечевичная похлебка, притом очень невкусная. Видно, и масла в нее пожалели, и лук подгорел…

«Призрак» же при ближайшем рассмотрении оказался щуплым пареньком в серой, застиранной одежде. Несмотря на юность и хрупкость, он неуловимо чем-то напоминал папашу Якобса.

«Сын?» — мелькнуло у меня в голове. Но спросить я не смогла; несмотря на то, что суп был отвратительный, я продолжала его жадно глотать, потому что была ужасно голодна. И потому, что это был единственный способ согреться.

— Меня Карл зовут, — доверительно сообщил он, пока я ела. — Я тоже работаю на отца, и ничего страшного в этом нет. Если что, я помогать тебе буду. Вместе не так трудно, да и