Жена на продажу, таверна на сдачу - Константин Фрес

— Спасибо, — пробормотала я, когда тарелка моя опустела, а дрожь перестала бить тело. — Твоему отцу стоило бы поучиться у тебя гостеприимству.

Паренек вздохнул. Его кудлатая голова поникла.

— Он неплохой, — робко произнес мальчишка. Ну да, ну да. Все жертвы домашних тиранов так и говорят! — Просто после того, как не стало мамы, он сильно переменился…

Даже знать не хочу, что с ней стало.

А то, не дай, Бог расплачусь.

— Я принесу тебе ее вещи, — таинственным шепотом произнес мальчишка, наклонившись ко мне. Наверное, чтоб папаша не услышал. — Они, конечно, не новые, но чистые и сухие…

— Спасибо, — вот сейчас точно разревусь! Что за ангел этот мальчишка, живет в аду, а сердце доброе! Откуда он черпает силы, чтоб оставаться человеком?!

Но я не заревела. Отерла глаза, стиснула зубы. Если уж этот маленький человек так стойко переносит невзгоды, то чем я хуже?!

«Ничего, справлюсь! — храбрясь, думала я. — Прорвемся!»

Мальчишка обернулся быстро, принес мне чистую рубашку и темно-зеленое платье из грубой, но прочной ткани.

— Свою одежду тоже высуши, — наставлял он меня, провожая до закутка, где мне предстояло жить, — почини и береги. Кто знает, когда удастся ее заменить?..

Отличная новость!

То есть, никогда?!

В темной комнатке, в закутке под лестницей, куда определил меня Карл, было темно и холодно.

Под окном стояла кровать, напротив нее был камин. Его давно не топили, и было неясно вообще, можно ли его топить.

Еще стул был. На нем я тщательно развешала свою мокрую одежду.

Вот, собственно, и вся обстановка…

Желая согреться, я, не раздеваясь, поскорее шмыгнула в постель. Но там было еще холоднее, одеяло было невозможно тонким. Нет, так не годится совершенно!

— Карл! Эй, Карл!

Я выбралась из своего закутка и вышла в пустой зал. Понятия не имею, где у Карла его комната. Но слышимость в доме хорошая, так что он услышит мой зов. Надеюсь.

Но, кажется, у мальчишки даже своей комнаты не было.

Я услышала, как что-то шевельнулось на кухне, чуть громыхнул котел. Хитрец спал прямо на печи, на остывающих кирпичах.

— Что случилось, — спросил он, и тут же осекся. Не знал, как ко мне обратиться. Имени-то своего я не назвала.

— Адель, — произнесла я, кутаясь в тонкое одеяло. — Зови меня Адель. Карл, почему так холодно?

— Так дрова все вышли, — ответил мальчишка, виновато выглядывая из-за котла.

— Как это вышли? — я так и встала, как вкопанная.

Потому что перед печкой лежала вязанка хвороста и несколько отличных сухих поленьев.

— А это тогда что?

— Это на утро, — ответил Карл, поежившись от ночного холода. — Потерпи еще пару часов. Потом я растоплю печь, когда буду готовить чечевичную похлебку для лесорубов, и станет намного теплее…

Я фыркнула. Пару часов потерпеть! То есть, не спать всю ночь, трястись, а потом весь день вкалывать?! Не удивительно, что у Карла такой изможденный вид!

— Что за бред! — проворчала я. — Ну, ладно —мы. На нас твоему папаше как будто бы плевать. Но сам-то он как спит в таком аду?!

— Так у него есть железная печка в спальне, — ответил Карл робко. — И бутыль самого крепкого самогона…

— Можешь не продолжать, — сказала я. Внутри у меня все так и кипело. Вот же старый сморчок! — Давай-ка лучше печь растопим.

Уж лучше папаша Якобс меня пришибет, чем я окочурюсь в этом холоде!

Карл так и вытаращился на меня.

— Но-о-о-о, — протянул он изумленно, — но если мы растопим теперь, то дров не хватит на то, чтобы приготовить завтрак!

— А это что, — сварливо произнесла я, раскладывая поленья в печи, — последнее топливо?

— Н-нет, — пробормотал Карл, проворно спрыгивая на пол. — Еще целая поленница, н-но…

— Целая поленница! — воскликнула я. — Вот и принесешь оттуда еще дров.

— Н-но… — тянул изумленный мальчишка, глядя, как в печи расцветают языки живительного теплого пламени.

— Что еще?! Ну, не пронумеровал же он их?

— Вообще-то, да.

Я только глаза закатила.

— Невероятно, — пробормотала я.

— О-он, — тут же затараторил Карл, — очень рачительный хозяин! Бережливый! Дрова просто так с неба не валятся!

— А откуда они к вам валятся?

— Так лесорубы расплачиваются ими за похлебку!

— Они даже денег вам не дают? — изумилась я.

Карл стушевался.

— Ну, — неопределенно протянул он, — готовлю-то я не очень, если честно. А им нужно подкрепиться, ведь работать целый день. Моя чечевичная похлебка хоть и невкусна, но сытная. Я не жалею чечевицы. Так что они оставляют по паре поленьев за миску.

— Чудовищно, — выдохнула я. — Ну, что же. Мы попробуем стрясти с них деньги. Деньги-то у них есть?

Карл даже рот раскрыл от такого самоуверенного заявления.

— Да-да-да есть, — даже заикаться начал, бедолага. — Но кто ж нам даст?!

— Дадут, — сказала я, повязывая фартук, что болтался тут же, рядом с печью. — Если добавки захотят. Первая миска за поленья, вторая — за деньги.

— Добавки? — Карл даже дышать перестал. — А ты что, хорошо готовишь?

— Еще как, — усмехнулась я, припоминая свои кулинарные навыки.

Да уж, в элитный ресторан попасть не удалось. Но тут, думаю, мои умения будут намного ценнее. И, может быть, даже помогут выжить мне.

Нам.

Нам с Карлом.

Я взглянула на него еще раз, и сердце кровью облилось.

Ну, ведь это сын папаши Якобса! Как можно было довести своего собственного ребенка до такого жалкого состояния?!

— А чем отец тебе платит за твои услуги? — спросила я, шевеля кочергой пылающие поленья в печи. — Ты говорил — ты на него работаешь. Тоже поленьями?

— Нет, конечно, — мальчишка опустил глаза. — Но кров над головой и еды вволю достаточно за мои никчемные услуги…

— Достаточно! — фыркнула я. — Ты такой тощий, что тебя ветром шатает. И последний вопрос: как в схему вашего существования вписывается папаша Якобс?

— Ну-у, — протянул Карл, и глаза его забегали. — Он встает к полудню и проверяет, исполнена ли работа…

— Дровишки считает, — язвительно поддакнула я. Но Карл моего сарказма не понял и серьезно кивнул головой. — Кормилец, нечего