Побег - Кирилл Шелестов

— Может, его хоть на диван в приемную перенести? — сочувственно предложил прокурорский племянник. — А то пиджак жалко. Испачкается весь. Хороший же пиджак, сразу видать.

— Нельзя, — сурово остудил его Виктор. — Он всегда на полу спит. Десантник. Морпех.

Племянник не понял, шутит ли Виктор или говорит правду, но возражать не стал. После этого эпизода веселье приняло беспорядочный характер. Голоса становились все громче, гости кричали наперебой, пили уже не только за Храповицкого, но за его детей, родителей и даже его женщин. Пили и за крепкую мужскую дружбу, и за Россию.

Хотя Храповицкий был изрядно пьян, его ухо, не утратившее чувствительности, различало новые нотки, звучавшие в поздравлениях и панегириках. Особенно заметно поменялась интонация чиновников. И прокурор области, и начальник ФСБ, и другие федеральные руководители теперь держались с ним подчеркнуто почтительно. Он уже был не просто самым богатым человеком в губернии, он сам стал высокопоставленным чиновником. К деньгам он добавил власть, приумножив свои возможности.

Ближе к одиннадцати зазвучали призывы спеть, и Зайцев засобирался домой. Храповицкий и Виктор вышли его провожать, за ними увязался Щетинский в обнимку с шатавшимся Пахомом Пахомычем. Зайцев замедлил шаг и наклонился к Храповицкому.

— Я, собственно, насчет Лихачева хотел предупредить, — отрывисто проговорил он. — По моим сведениям, он что-то такое затевает. Какой-то сюрприз неприятный.

Храповицкий недобро усмехнулся.

— Поздно он спохватился, — враждебно ответил он. — Теперь моя очередь ему сюрпризы готовить.

Пьяный Пахом Пахомыч поймал обрывок их разговора.

— Он — садист! — вдруг с ожесточением выкрикнул он. Но этого определения ему показалось мало. — Садюга! Садюга самый настоящий. Я на него теперь жаловаться буду! Раньше боялся, а теперь — буду!

Озадаченные внезапной вспышкой, все посмотрели на Пахома Пахомыча.

— Да тише, тише, — успокаивал его Щетинский, прижимая к себе. — Забудь ты о нем.

— Я ему ничего не забуду! — распалялся Пахом Пахомыч, вырываясь из его объятий. — Я ему всю жизнь мстить буду! Он мне пистолет бандитский подбросил и в камеру посадил к уголовникам. Запугивал меня!

— Работа у него такая, — пробормотал Зайцев. Лихачев был выходцем из того же ведомства, что и Зайцев, и открыто ругать его Зайцеву представлялось некорректным. — Хоть я, конечно, его нынешних методов не одобряю.

— Работа тут ни при чем! — уперся Пахом Пахомыч. Он был красный, как рак, разгоряченный и злой. — Он этот — приговорщик! — от волнения он перевирал слова.

— Какой еще приговорщик? — уцепился Виктор, которого забавляла ярость Пахом Пахомыча. — Что-то я тебя не пойму.

— Который приговоры выносит! То есть не выносит, а выполняет! — захлебывался Пахом Пахомыч.

— Да палач же, дурья башка! — вмешался Храповицкий. — Ты, наверное, палача в виду имеешь.

— Ему людей мучить нравится! Унижать! Он на мою девушку клеветал, что она с Вовой живет за моей спиной! Чтоб я на Вову показания подписал!

— Но ведь ты же не подписал? — спросил его Храповицкий и посмотрел на него в упор.

Пахом Пахомыч враз осекся.

— Я? Нет! Я ничего не подписал! — выпалил он. — Я ему в лицо плюнул.

— Ну, в лицо ты ему, положим, не плевал, — рассудительно возразил Храповицкий. — Это ты сейчас расхрабрился.

— Да и бумажки-то, может, подмахнул, — вкрадчиво предположил Виктор.

Пахом Пахомыч был оскорблен до глубины души.

— Дурак ты! — бросил он Виктору. — Тебя бы самого в тюрьму арестовали. И Лихачева к тебе в придачу, — он чуть не плакал от обиды.

— Да он дразнит, шутит, — добродушно уговаривал Щетинский, похлопывая его по спине. — Не обращай внимания.

— А насчет Лихачева вы все-таки имейте в виду, — напоследок шепнул Зайцев Храповицкому.

Тот кивнул, показывая, что принял сообщение к сведению.

— Губернатор-то тебя еще не поздравлял? — спросил Щетинский, чтобы сменить тему. — Не звонил?

— А ведь действительно не поздравлял! — спохватился Храповицкий.

— Как же так? — возмутился Виктор. — Вот это друг называется!

— Поди, завтра с утра приедет, — примирительно заметил Щетинский.

— Куда ж он теперь денется! — задиристо подхватил Виктор. — Зима на носу, а за ней и выборы. А ну как мы ему тарифы на газ поднимем? Нам-то плевать. Мы себе домой газ в авоськах с работы натаскаем. А его без нас не то что губернатором, дворником не выберут! Верно говорю?

— Молодые вы еще, — снисходительно покачал головой Щетинский. — Горячие. Опаски в вас нету. Жизнь вас не била.

Празднование в кабинете Храповицкого продолжалось до глубокой ночи. Оставив гостей, часть которых уже спала на диванах, а другая собиралась ехать кто куда, Храповицкий обнаружил, что на ногах он стоит нетвердо, вернее, не стоит вовсе. Поддерживаемый с двух сторон охраной, он выбрался из здания, упал на заднее сиденье машины и велел отвезти себя к Марине.

С Мариной он уже год находился в процессе развода, но каждый раз, когда напивался, его почему-то влекло к ней. Приезжая, он устраивал скандалы на предмет ее неверности. Особых оснований для упреков у него вообще-то не было, но мысль о том, что женщина, в которую он вложил столько сил и средств, достанется другому, его бесила. А в том, что она непременно кому-нибудь достанется, сомнений у него не возникало.

Марина уже знала о его повышении и в глубине души была польщена тем, что он приехал именно к ней, пусть даже очень поздно и совершенно пьяный. Она безропотно смотрела, как охрана заносит его в гостиную и укладывает на кушетке, при этом Храповицкий пытался сказать ей что-то нелицеприятное.

Когда они остались одни, она с трудом перетащила его в спальню и сама раздела. Храповицкий придирчиво следил за ее действиями и, еле ворочая языком, высказывался в том смысле, что порядочная женщина штаны с мужчины стаскивать не будет. Она не спорила в ответ и, как он ни старался, ссоры не вышло.

Засыпал он, ворча на ее неспортивное поведение. Но в целом от прошедшего дня у него сложилось приятное ощущение, что он сделался умнее и лучше. И что окружающие стали относиться к нему теплее и душевнее.

3

На следующий день в приемной Храповицкого царило столпотворение. Никаких официальных сообщений в прессе еще не последовало, однако вся губерния только об этом и говорила. Когда Храповицкий появился на работе позже обычного, опухший, но нарядный, его уже ждали и на него сразу обрушился шквал поздравлений. Звонили, присылали телеграммы и приезжали высокопоставленные чиновники, мэры городов, крупные бизнесмены, мелкие коммерсанты и директора заводов. Половину из них Храповицкий не различал ни в лицо, ни по фамилии, но встречал всех радушно, показывая, что ничуть не переменился и не собирается этого делать.