Бремя любви - Агата Кристи

Вот он – он ваш, но теперь уже почти ничего нового, а раз онобошелся вам не так дорого, то не такой уж он и замечательный.

Анджела пожала плечами.

– Все-то холостякам известно, – съязвила она. – То жеотносится к номеру Три, Четыре и остальным?

– Не совсем. Я заметил, что перед Номером Три бываетпромежуток. Часто Третьего производят потому, что первые два выросли, и – «какбыло бы чудесно опять иметь малыша». Любопытное пристрастие; маленькие существаотвратительны, но биологически, я полагаю, это здоровый инстинкт. Так все иидет: один милый, другой гадкий, один шустрый, другой вялый, но они – пара,более или менее уживаются, но наконец приходит последыш, которому, как и первенцу,достается неумеренная доля внимания.

– И все это очень несправедливо, ты это хочешь сказать?

– Именно. Вся жизнь несправедлива.

– И как же со всем этим быть?

– Никак.

– Тогда я действительно тебя не понимаю.

– Позавчера я говорил Артуру. У меня мягкое сердце.

Я хочу видеть людей счастливыми. Люблю устраивать так, чтобылюди получали то, чего у них нет, а хочется иметь.

Чтобы немножко выровнять положение. К тому же если этого несделать, он помедлил, – может быть опасно.

* * *

– Сколько чепухи наговорил Болди, – задумчиво сказалаАнджела после его ухода.

– Джон Болдок – один из выдающихся ученых нашей страны, –сказал Артур и подмигнул.

– О, это я знаю, – фыркнула Анджела, – Я бы сиделаскромненько и восторгалась им, если бы он излагал античные законы или давалобзор елизаветинской поэзии. Но что он понимает в детях?

– Абсолютно ничего, насколько я понимаю. Кстати, позавчераон предложил, чтобы мы купили Лауре собаку.

– Собаку? У нее же есть котенок.

– Согласно Болди, это не одно и то же.

– Как странно… Помнится, он говорил, что не любит собак.

– Не сомневаюсь.

Анджела задумчиво проговорила:

– Пожалуй, надо Чарльзу завести собаку. Недавно возле церквик нему кинулись щенки, и он так испугался.

Чтобы мальчишка боялся собак!.. А если у него будет своя, онпривыкнет. Еще надо научить его ездить верхом. Хорошо бы у него был свой пони!Жалко, у нас нет загона!

– Боюсь, о пони не может быть речи, – сказал Франклин.

На кухне горничная Этель говорила кухарке:

– Вот и старый Болдок тоже заметил.

– Что заметил?

– Про мисс Лауру. Что она не жилец на этом свете.

Они Няню спрашивали. Да по ней сразу видно: никаких шалостейу нее, не то что мастер Чарльз. Помяни мое слово, не доживет она до свадьбы.

Но умер все-таки Чарльз.

Чарльз умер от детского паралича. Еще два мальчика в школезаразились, но выздоровели.

Для Анджелы Франклин, не отличавшейся крепким здоровьем, этобыл сокрушительный удар. Чарльз, обожаемый, любимый, ее красивый, веселый,жизнерадостный мальчик.

Она лежала в полутемной спальне, смотрела в потолок и немогла плакать. Муж, Лаура, прислуга – все ходили на цыпочках. Наконец врачпосоветовал Артуру увезти ее за границу.

– Полностью смените обстановку и атмосферу. Ее надорасшевелить. Поезжайте туда, где хороший воздух. Горный воздух. В Швейцарию,например.

Франклины уехали, а Лаура осталась с няней, днем приходилагувернантка мисс Уикс, приветливая, но неинтересная особа.

Отсутствие родителей было Лауре приятно. Можно было считатьсебя хозяйкой дома! Каждое утро она «заглядывала к кухарке» и заказывала еду надень. Толстая добродушная кухарка миссис Брайтон усмиряла прыть Лауры, и каждыйраз меню оказывалось таким, как считала нужным кухарка, но Лаурино чувствособственной значимости не подрывалось. Она тем меньше скучала без родителей,что в уме фантазировала, каким будет их возвращение.

То, что Чарльз умер, – это ужасно. Понятно, что они большевсех любили Чарльза, это было справедливо, нечего и говорить, но теперь –теперь в королевство Чарльза вступает она. Теперь Лаура – их единственныйребенок, на нее они возлагают все надежды, к ней обращена вся их привязанность.Она уже представляла себе сцену их возвращения: мама раскрывает объятия…

«Лаура, моя дорогая. Ты все, что у меня есть в этом мире!»

Трогательные, чувствительные сцены, совсем не в духе Артураи Анджелы Франклин. Но в спектаклях Лауры они были щедрыми и сердечными, имало-помалу она так во все это уверовала, будто оно уже свершилось.

Идя по аллее к деревне, она репетировала предстоящиеразговоры: поднимала брови, качала головой, бормотала под нос слова и фразы.

Она была так поглощена праздником откровения чувств, что незаметила мистера Болдока, который шел ей навстречу, толкая перед собой садовуюкорзину на колесиках, в которой он возил покупки.

– Привет, юная Лаура.

Лаура, грубо прерванная в середине сцены, где матьвозвращается слепая, и она, Лаура, отказывается выйти замуж за виконта («Яникогда не выйду замуж. Моя мать значит все для меня»), запнулась и покраснела.

– Отца и матери все еще нет, а?

– Да, их не будет еще дней десять.

– Понял. Хочешь, приходи завтра ко мне на чай?

– Ода.

Лаура была в восторге. Мистер Болдок преподавал вУниверситете в четырнадцати милях отсюда, имел в деревне домик, куда приезжална каникулы и иногда по выходным. Он уклонялся от светской жизни и оскорбилвесь Белбери, постоянно и весьма грубо отклоняя любые приглашения. Единственнымего другом был Артур, эта дружба выдержала многолетнее испытание. Джон Болдокне был приветливым человеком. Со своими учениками он обращался так язвительно ибезжалостно, что лучшие из них стремились превзойти себя, а остальные прозябалина обочине. Он написал несколько толстых неудобоваримых книг о смутных периодахистории, и лишь очень немногие смогли понять, к чему он клонит. Издателивзывали к нему, убеждая сделать книги более удобочитаемыми, но он с суровымвидом отвергал их доводы, указывая, что те, кто понимает, и есть единственныедостойные его читатели! Особенно груб он бывал с женщинами, и это им такнравилось, что они приходили еще и еще. При всей своей предвзятости ивысокомерии он имел неожиданно доброе сердце, которое зачастую, входило впротиворечие с его же принципами.