Под созвездием северных «Крестов» - Александр Бушков

Отказаться Карташ, может, и хотел бы – вовсе не тянетвпутываться в чужие игры и плясать под чужую дудку. Но деваться было некуда:пришло время оплачивать счета. Нет, откажись он сейчас наотрез вести дела сКацубой и его ведомством – никто не станет неволить и запугивать. Просто отнего самого откажутся, его оставят без «крыши» над головой, один на один совсеми проблемами, разбирайся, мол, сам, с тем, что наворотил, и с теми, когообидел. Добро бы дело касалось одного Карташа, но ведь оно и Машки касается нев меньшей степени…

– Да какие там вопросы, – сказал Алексей, сновазакуривая. – Что мне положено знать, и так скажут, а что не положено,выведать все равно не удастся… Но один вопросец, пожалуй, все-таки задам. Адальше-то что, товарищ генерал-майор? Спустя означенные десять дней?

– Правильно подходишь к ситуации, старлей. Сразу вдальсмотришь, в необъятное завтра, – сказал Кацуба, сам себе наливая водочки впластиковый стакан. – За это не буду отделываться общими фразами –дескать, поживем-увидим, завтра будет завтра и все в таком духе. Выскажусьвполне определенно. Имеешь право узнать, за что тебе стараться.

Поставив пустую пластиковую тару на газету, Кацуба закурил ипродолжил:

– Вот ты кто такой сейчас есть? А никто. Отверженный, какговорил про таких товарищ Гюго. В твоих родных «вэ-вэ» ты числишься пропавшимбез вести, погнавшимся за беглыми зэками и сгинувшим в тайге. И этот, извиняюсь,статус-кво тебя должен только радовать безмерно. Потому что если ты вдругвнезапно объявишься, живой и веселый, то у твоих командиров появятся к тебевопросы, и среди этих вопросов приятных не будет ни единого. Ну и не мне тебенапоминать, что вэвэшные командиры – наименьшее из зол, что могут свалиться натвою ничем не прикрытую голову…

Кацуба вытащил удочку, опустил крючок на ладонь, придирчивоосмотрел наживку, недовольно покачал головой, но ничего не стал делать, толькоплюнул на червя – на удачу по рыбацкому суеверию – и закинул снасть обратно.

– Короче говоря, ежели все у нас пойдет тип-топ, то оформиммы тебе тихое, мирное увольнение из рядов. Российский паспорт мы тебе ужесварганили, заметь – безвозмездно, потом полюбуешься. Соответственно подчистими твою биографию. Например, таким образом: ты, наблукавшись по тайге, не вшутку занемог и по этому поводу долго валялся в беспамятстве в одной израйонных больничек. Тогда ты у нас выйдешь в отставку форменным героем – какже, потерял здоровье на службе родине. Опять же, если не согласен с подобнойперспективой – живи как нравится. Но есть, старлей, такое хорошее, заманчивоеслово: «внештатник». В нем слышится и надежда на долгосрочное сотрудничество.

– Уж не про Туркмению ли последний намек? – хмыкнулКарташ. – Насколько я понимаю, интересы вашей конторы расположены главнымобразом за пределами отечества. А поскольку из тех пределов я смогу пригодитьсянаилучшим образом как раз в Туркмении…

– А это, дорогой мой, разговор уже для другойрыбалки, – перебил Кацуба. – Сейчас же вернемся к городу-героюЛенинграду, в который тебе выезжать уже послезавтра. И вообще у тебя давно ужеклюет, старлей, а ты сидишь ушами хлопаешь…

Вот откуда взялись на борту самолета, выполняющего рейсШантарск – Санкт-Петербург, двое пассажиров, мужчина и женщина. Оба летелиабсолютно легально, по своим документам – не шпиены же, чай, какие-нибудь и нетеррористы. Их багаж, состоявший из спортивной сумки и чемодана, не смог бызаинтересовать ни правоохранительные службы, ни воров – одно безобидное шмотье,обычное для туристов. В общем, со всех сторон туристы как туристы. Даже вмыслях ничего авантюрного и уж тем паче криминального.

Маша восприняла известие о поездке в Питер с прямо-такифилософическим безразличием. Ни обрадовалась, ни опечалилась, словно этапоездка давно значилась в ее ежедневнике. Да и вообще, Маша переменилась послевсего, что с ними произошло. Наверное, и не могло быть иначе – когда молодаядевушка, совсем девчонка, попадает в такую мясорубку, она вряд ли останетсяпрежней. Рано или поздно облетит, как тополиный пух, романтическая шелуха, вголове что-то обязательно щелкнет и переменится взгляд на мир. И тут обычнопроисходит одно из двух. Или человек становится законченным циником, или к немуприходит спокойное понимание простых, извечных истин, например, таких: первая –если хочешь выжить, забудь о сантиментах и действуй так, чтобы сдох не ты, авраг; и вторая – за просто так делиться с тобой никто ничем не намерен, затолюбой с удовольствием поживится за твой счет, и это нормально, и ты такой же,поэтому надо договариваться с людьми по принципу «я тебе, ты мне»… ну и далее втаком же духе. До простых истин всегда тяжело добраться – уж больно многовсякого хлама нагромождено поверх.

Карташ надеялся, что происходящее с Машей – как раз и естьта самая переоценка себя и мира… хотя бы потому, что ему не хотелось, чтобы этобыло нечто другое. Хотя бы из-за того, чем они занимались в туалетной комнатке ероплана.

И тут резкий крен «ЗИЛа»-«автозака» вышвырнул его из миравоспоминаний.

Оказывается, левым передним колесом «автозак» вдруг ухнул вковарно припорошенную снежком колдобину меж трамвайных рельсов, – да таксмачно, что Карташ едва язык не прикусил. Случилось сие, кажется, где-то врайоне Литейного моста, некогда носящего имя Александра Второго (о чем знали,главным образом, почему-то гости Петербурга, но уж никак не большинствокоренных его жителей), да, скорее всего, возле Литейного, потому что этотмаршрут вроде был кратчайшим, но точно Алексей сказать не мог, – необорудован, вишь ты, «автозак» панорамными окнами для осмотра архитектурныхкрасот города на Неве, а две зарешеченные щели под самым потолком можно былоназвать окнами только по недоразумению. Но, в общем, судя по времени в пути,они уже подъезжали…

Мотор натужено взвыл, фургон качнулся на рессорах, выбираясьиз ямы, и снова бодро покатил вперед.

Естественно, происшествие вызвало оживление среди десятка пассажиров,в течение часа вынужденных довольствоваться тоскливым обществом друг друга взапертой коробке «автозака».

– Эй, шеф, не дрова везешь! – по другую сторону тесногопрохода очень натурально возмутился брюнетик в коричневой куртке с лейбом«адидас» – явственно с чужого плеча. – Че гонишь-то?

Водила «автозака», конечно, окрика не услышал в своейкабине, но шутка пассажирам понравилась: заржали и захлопали. Кто-то от полнотычувств хлобыстнул шутника по плечу. Но восторги, ежели приглядеться, былидалеко не искренними – истеричными какими-то. Как смешки в зале, когда наэкране очередной Крюгер вполне натурально потрошит очередную второстепеннуюгероиню…

– Это ты на него гонишь, а он просто торопится! –работая на публику, ответил «адидасу» юнец в рваном на плече пуховике. Издырки, как из распоротой подушки, торчали перья.

– А я-то тут причем? – возмутился «адидас». – Яникуда уже не тороплюсь! И остальные, кажется, тоже… Так, братва?