Подумай дважды - Лиза Скоттолайн

Эллис запустила руку в сумочку и нашла ключи от темно-красного «лексуса» Бенни, который поблескивал на подъездной дорожке. Открыв дверцу, она юркнула в кабину. Включила зажигание, дала задний ход и выехала на покрытую гравием дорогу. Она немного покружила по лесу, миновала помятый черный почтовый ящик, после чего выбралась на основную трассу. Из кондиционера тянуло прохладой, и ее майка-безрукавка наконец-то высохла. (Эллис основательно пропотела, пока затаскивала Бенни на заднее сиденье.)

Девушка нажала на газ и расслабилась, пока машина набирала скорость. Все шло в соответствии с планом. Весь день она работала в гильдии, а затем занималась своим бизнесом, руководя двумя женщинами, которые продавали амбиен, викес и оксис[2]домохозяйкам в спортзале и дорогих бутиках. Она занялась этим, когда встретила своего бойфренда Кью, который проворачивал эти операции по всему северо-востоку. Он снабжал ее товаром, но прирезал бы ее, если б вдруг узнал, сколько она на самом деле с этого имеет. Дамы, которые проводят время за ланчем, не гоняют свои «лендроверы» на Пятьдесят вторую за лексапро.[3]Но на прошлой неделе она сильно рискнула.

Мужчины.

Плохие парни всегда были ее слабостью, и, хотя с Кью все шло хорошо, в конечном счете надоедают даже шефы. Она подцепила Джимми, одного из подручных Кью, и они несколько недель отменно веселились. Но когда два вечера назад Джимми не пришел к ней на встречу, она поняла: случилось то, что и должно было случиться. Кью был крутым парнем, у него повсюду были свои люди, и, если бы кто-то из его команды нашел Эллис, ей оставалось бы только молить их прикончить ее побыстрей. Ей пришлось удирать, и она решила принять облик своей богатенькой сестры, заполучить ее деньги и стремительно унести ноги. Эта операция должна была занять, по ее подсчетам, несколько дней. Эллис могла просто прикончить Бенни, но она не хотела видеть ее мертвое лицо, особенно в этом ужасном костюме.

Кто покупает у Брукса?

Она нажала на газ и почувствовала, как участился пульс, когда машина набирала скорость, летя сквозь темную ночь по свободной дороге. Эллис придерживалась разрешенной скорости, но это просто убивало ее. Она любила быструю езду и жила ею. Ей всегда и всего хотелось быстрее, больше, лучше, острее… Она все бросала, когда ей надоедало или она уставала. Она прекрасно умела забывать свои неудачи. Ведь жизнь — это не только примерка платьев, и Эллис позволяла себе жить на полную мощность и ничего не могла с собой поделать. Все шло из детства, которое было, черт побери, слишком хорошим.

Она прибавила скорость и помчалась дальше, думая о своих родителях, Джоне и Вилне Коннолли, владельцах страхового агентства в Нью-Джерси. Они вели тихую, спокойную жизнь и хорошо заботились о ней. У нее была миленькая розовая спальня на нижнем этаже. Родители определили ее в местную школу и не сомневались, что она посещает все уроки. Но Эллис никогда не любила родителей. Она не чувствовала с ними никакой связи, может, потому, что в глубине души знала: ее у них раньше не было.

Она росла в отчуждении от семьи — еще до того, как услышала слово «удочерение». Она знала, что не похожа на родителей: она была блондинкой, а они оба темноволосые, и еще в средней школе она была на голову выше их. Самая большая разница крылась в темпераменте: Эллис была крупной, громкоголосой, ей до всего было дело, а они маленькие, застенчивые мещане, ничего в этой жизни не хотевшие. Но каждый раз, когда Эллис спрашивала, не приемная ли она дочь, они отрицали это, и даже сейчас она не злилась на них за вранье. Когда несколько лет назад они оба погибли в автомобильной аварии, она пришла на их похороны и с трудом сдерживала слезы.

Порывшись в сумочке, Эллис вытащила бумажные салфетки, поплевала на них и стерла макияж. Затем она опустила окно, чтобы ветер разлохматил уложенные феном волосы, и, когда она добралась до Филли, волосы у нее стали кудрявыми, как у Бенни. Она развернулась к Фейрмаунту рядом со своей любимой речкой Шайлкилл. Дома тут были в колониальном стиле, с крашеными ставнями, и вдоль улицы стояли БМВ и «субару». Она зарулила на парковку, включила внутреннее освещение и улыбнулась своему отражению в зеркале заднего вида. Эллис выглядела точно как Бенни, во всяком случае начиная с шеи.

— Привет, я Бенни Росатто, — сказала она, пробуя голос в пустой машине. — Приятно познакомиться. Я Бенни. Бенни Росатто.

Она выключила двигатель, взяла свою сумку с одеждой, сумочку Бенни и вылезла из машины, с треском захлопнув дверцу. Мимо нее, разговаривая, прошли двое мужчин, она опустила голову. Эллис очень надеялась, что не столкнется с кем-нибудь из соседей Бенни, потому что ее сестра-близняшка никогда не одевалась так хорошо. Она подошла к дому Бенни, трехэтажному кирпичному строению с блестящими черными жалюзи, поднялась по ступенькам крыльца и вставила ключ в замочную скважину. Он легко сработал, и, открыв парадную дверь, она вошла в дом и прикрыла за собой дверь. Нащупав выключатель, Эллис щелкнула им и остановилась как вкопанная. Она забыла одну вещь. У Бенни был большой пес, ее любимец.

Она оцепенела, когда этот пес поднял голову, лежащую на лапах, встал и медленно подошел к ней. Его когти цокали по твердому паркету, голова была вскинута, а глаза с удивлением и злобой смотрели на Эллис. Он и не думал вилять хвостом, и вид у него был весьма мрачный. Пес понимал, что эта девушка не Бенни, как бы она ни выглядела.

И через секунду он зарычал.

Мэри Ди Нунцио собиралась провести уик-энд на берегу, но она буквально умирала от желания встретить свою таинственную родственницу, вдову Фиореллу Букатини, которая приехала из Италии навестить их. Все собрались на кухне ее родителей. Сколько бы людей ни приходило к обеду, родители никогда не ели в столовой, которая была предназначена для Рождества, Пасхи или других великих событий в жизни Иисуса Христа.

В кухне стояла духота, потому что родители Мэри не доверяли кондиционерам, микропечам и любым другим изобретениям, которые были сделаны после первого пришествия Мессии. На каминной полке стояли фотографии Святой Троицы — Френка Синатры, ДжФК[4]папы Иоанна в окружении пальмовых ветвей. У семьи Ди Нунцио была кухня «давно забытых времен», и никакой иной Мэри себе не представляла.

В воздухе витали запахи свежего базилика, жареных фрикаделек и ризотто, из радиоприемника доносился голос Тони Беннета, но его никто не слушал, все разговаривали друг с другом. У отца Мэри, Мариано Мэтти Ди Нунцио, сели батарейки в слуховом аппарате, так что он орал, беседуя с приятелем Энтони о Филли. Мать, Вита, стояла у духовки в своем цветастом домашнем платье, помешивая булькающую в горшке подливку и жестикулируя деревянной ложкой во время разговора с лучшей подругой дочери Джуди Каррье. Джуди с давних пор считалась почетным членом семьи Ди Нунцио, несмотря на ее светлые волосы, голубые глаза и вздернутый нос, хотя сама она шутила, что ее принимают в доме потому, что она может дотянуться до самой верхней полки.