Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев

Пребывая в благостном состоянии, я продвигался, узнавая и не узнавая места моего детства. Вспоминались суровые послевоенные времена, но, видно, Старица излучала такую светлую энергию, что на память приходило лишь доброе, счастливое. Вдыхая полной грудью лесную свежесть, брёл я по усыпанному шишками берегу, а душа рвалась ввысь. Если есть рай на земле – то он здесь; по крайней мере – для меня. Мой рай.

Я не спешил, смаковал каждый шаг. Немного мешала, отвлекая внимание, Найда. Кажется, она радовалась больше меня – и эмоции свои выражала по-собачьи несдержанно: прыгала, повизгивая от восторга; хвост её крутился, как хороший пропеллер.

Наш путь лежал к полянке у дальнего края озера. В детстве мы с другом Пашкой иногда устраивали там посиделки: пекли в угольках картошку, рассказывали истории, делились мечтами. Я хотел немного посидеть там, на берегу: расслабиться, глядя на тихие воды; подумать о чём-то важном, вечном. Да, в следующий раз (а он обязательно скоро будет – в этом я теперь не сомневался) нужно захватить с собой термос и пару бутербродов для маленького пикничка.

Где-то на полпути я приметил: Найда ведёт себя странно. Останавливается и замирает, навострив уши. И стоит так – как вкопанная. Кого она чует? Зайца? Или, может, больную, не могущую взлететь птицу? Вскоре что-то расслышал и я. Шёл и ушам не верил: так не хотелось встретить здесь посторонних, а неясные звуки становились всё громче. Вскоре я увидел ребёнка.

Мальчуган лет пяти копошился у кромки воды. Он самозабвенно строил замок из песка и веточек, что-то бубня под нос. Я замер, удивлённо приглядываясь к пареньку. Крепенький, словно гриб-боровичок, светловолосый и круглолицый, он производил самое приятное впечатление. Я было залюбовался, но тут недовольно тявкнула ревнивица Найда.

Мальчик вскинул голову.

– Ой! – воскликнул он, восхищённо разглядывая моего двортерьера, – Собачка, как тебя зовут?

Дворняга чуть наклонила мордочку, словно раздумывая, как лучше ответить.

– Найда, – попробовал я вступить в разговор. – Её зовут Найда.

– Что? Найда? – мальчишка, скользнув по мне взглядом, бросился знакомиться с новым четвероногим другом. – Это что, как Надя?

Я рассмеялся, такое мне в голову ещё не приходило.

– Придержите собаку! – громкий грубый окрик прозвучал неожиданно. Из кустов, ломая ветки, вывалился невысокий, крепко сбитый мужчина в поношенном камуфляже. Я сразу понял: это папаша – до того походил на него мальчишка. Лишь глаза сильно отличались; точнее, потухший взгляд явившегося выдавал – мужчина не в духе.

– Игорёк, где твой мяч?

Но сын не слышал. Мальчишка уже подружился с собакой, и они нарезали круги по опушке, гоняясь попеременно, друг за дружкой. Найда весело потявкивала, а Игорёк хохотал так, что эхо, отражённое противоположным берегом грохотало на весь лес. Я бросил взгляд на мрачного папашу. Казалось, смех сына режет ему уши. Что-то странное читалось в его остекленевших глазах. Взгляд некрасивый. Может, он не выспался, или выпил? Но, кажется, папаша начинал закипать.

– День добрый, – робко попытался я сгладить углы. – Не смотрите, что это дворняжка; собака привита и полностью здорова.

Но он, не глядя на меня, лишь процедил:

– Уберите животное.

Животное! Вот те раз! С трудом поймав Найду, я как-то резко нагнулся пристегнуть поводок, и получил таки «выстрел» в поясницу. Вот и расплата за любовь к рекордам! Мои челюсти плотно сжались от боли, глаза зажмурились. И мне привиделся, как наяву: бесконечный, до горизонта ряд вёдер, полных картошки.

В это время папаша оттаскивал рвущегося к собаке Игорька. Уходя, я обернулся. Мужчина в камуфляже пытался втолковать парнишке что-то про необходимость соблюдать гигиену, но, кажется, его слова улетали в пустоту.

Доковыляв до полянки на краю Старицы, я призадумался. Сесть на берег не мог из-за разболевшейся поясницы; так и стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу древнего дуба. Я помнил это дерево – единственный дуб в округе. В детстве мы с Пашкой не раз пытались вдвоём, взявшись за руки, обнять этот дуб, но, как ни старались, не могли дотянуться. Всё такой же величавый, шуршащий пожелтевшей листвой, за прошедшие пять десятилетий дуб стал лишь крепче. Не как я.

Вместо мудрёных размышлений о чём-то важном, вечном (коим планировал здесь предаться), я думал о своей пояснице. Ну, и об этом мальчике и его странном отце. Как забрели они в эту глушь? Зачем? И что творится с этим не в меру напряжённым папашей? Долго стоять так – мне как-то не улыбалось. Пообещав себе и присмиревшей Найде обязательно вернуться сюда, как только пройдёт поясница и, надеясь на то, что в следующую вылазку не встречу тут посторонних, я двинул обратно.

Я заранее взял Найду на поводок. Отец с сыном пребывали на том же месте. Не желая провоцировать конфликт, я старался обойти их подальше. Найда, жалобно поскуливая, всё пыталась свернуть к Игорьку; я одёргивал её.

А мужчина присел, положив ладонь на плечо сына. Тот изменился буквально на глазах. Теперь мальчишка превратился в уменьшенную копию отца: глаза его так же потухли и словно остекленели. Не понимая, за что лишён радости, смотрел он нам вслед. Зайдя за деревья, я услышал с поляны тонкий голосок:

– Пока, Найда! Ты хорошая! Пока!

Взглянув на навострившую уши собачуху, я вздохнул. Чуть помедлив, ответил за неё:

– Пока, Игорёк!

Так закончился мой первый за долгие годы поход в «секретное место», на Старицу. Погрузившись в наш видавший виды зелёный «Жигуль», мы с Найдой отбыли в город, на квартиру.

Соскучившаяся жена (она у меня, как вы, наверное, догадались, не слишком заядлая дачница) кормила домашними пельменями; щебетала, делясь новостями от разъехавшихся по дальним весям детей. Я же, вслух хвастаясь рекордным картофельным урожаем, в уме пытался прикинуть – куда мне его девать.

Ежедневные уколы и растирания принесли плоды, и через недельку я стал как новенький. Погода по-прежнему радовала теплом и солнцем, но октябрь уже перевалил за середину, следовало готовить дачу к зиме. И мы с Найдой засобирались.

***

По приезду на дачу я нарезал бутерброды, заварил в термосе чай, отыскал старый плед. Закинув рюкзачок за плечи, свистнул Найде и направился к Старице. Мы шли, разглядывая, как изменился лес всего за неделю. На берёзах и клёнах листвы почти не осталось и казалось: лес поредел. Солнышко грело, как летом, и я шёл в одной лишь рубашке. Найда весело носилась вокруг – много ли собаке надо для счастья?

Вскарабкавшись на железнодорожную насыпь, я на несколько секунд задержался, разглядывая дальние дали. Затем, с надеждой на то, что этот поход станет более удачным, спустился вниз к поджидавшей Найде, и мы углубились в лес.

На сей раз, едва оказавшись на берегу Старицы, Найда рванула вперёд. Она убегала всё дальше и дальше, нетерпеливо поскуливала, дожидаясь меня. Ну, а мне, естественно, эта спешка не нравилась – ведь я пришёл сюда гулять, а не готовиться к чемпионату по спортивной ходьбе.