Ворон. Сыны грома - Джайлс Кристиан

– Смотри, Эльдред, лицедействуй, как следует! – прорычал Сигурд олдермену. Тот злобно взглянул на него, приколов брошь к плащу и повесив крест на грудь, у сердца. – Ты – английский лорд и хочешь видеть императора по делу.

Сигурд кивком указал на самый большой из франкийских кораблей; тот отделился от двух других и приближался теперь к «Змею» с правого борта. Эти три широких судна не были драконами, однако людей, заполонивших палубы, защищала броня, а в руках многие из них держали боевые луки.

Я стал у мачты рядом с воинами Эльдреда и, схватившись за рукоять меча, висевшего у бедра, сказал по-английски:

– Если хотите жить, не забывайте, что вы добрые христиане.

Великан, избежавший Асготова ножа, достал из-под рубахи деревянное распятие и положил его сверху. Двое других сделали то же. Я кивнул, надеясь, что вкупе с крестами на носах кораблей это поможет нам одурачить подданных Карла.

Один из франков сложил руки у рта и что-то прокричал нам с борта головного корабля на наречье, которое состояло на треть из английского, а на две трети из чего-то еще. Другие корабли остановились чуть поодаль: они опасались подходить к «Змею» или «Фьорд-Эльку» слишком близко, однако, если бы завязалась битва, им хватило бы нескольких взмахов весел, чтобы принять в ней участие. Человек закричал снова. Он был в железном шлеме и голубом плаще, но лица я не видел, а видел только длинные усы. Мы стали переглядываться, пожимая плечами и качая головами. Вдруг отец Эгфрит наградил меня своей куньей ухмылкой и, перекрестясь, произнес:

– Alea iacta est. Жребий брошен, Ворон.

Затем он перешел к правому борту и излил поток звуков, похожих на бессмысленный лепет младенца. Однако теперь мы знали: это латынь – язык римлян.

– Dominus vobiscum! Gloria in excelsis Deo, Dominus illuminatio mea![19]

Коротышка-монах был битком набит таким добром. Оно сыпалось из него, как помет из оленьего зада.

– Если он говорит им, что мы язычники, я глотку ему перережу, – прорычал Флоки Черный сквозь стиснутые зубы, продолжая грести.

Но Эгфрит улыбался, радостно размахивая руками. Нет, он не выдал нас. Он с наслаждением лгал франкам, будто мы рабы Белого Христа, пришедшие к ним с миром как к братьям по вере.

Выслушав Эгфрита, Голубой Плащ поднял руку, начертил ею невидимый крест и что-то ответил на своем скользком наречье. Эгфрит повернулся к Сигурду:

– Его зовут Фулькариусом, он начальник императорской береговой охраны. Говорит, что ему и его людям впору прибить ноги к палубе подобно тому, как ноги Господа нашего Иисуса были прибиты ко кресту: целый божий день они проводят в море, – Эгфрит махнул рукой туда, откуда мы пришли, – ибо супостаты-язычники непрестанно омрачают горизонт, будто черная туча. – Я мог бы побиться об заклад, что монах украдкой прожевал улыбку. – Не далее как нынче утром Фулькариус прогнал датскую ладью из реки в пролив, прежде чем эти черти успели разграбить храм Божий или убить кого-нибудь из христиан.

Вспомнив длинный узкий корабль-дракон, который нам повстречался, я спросил себя, известно ли Фулькариусу, что он прогнал датчан не так уж далеко. Скрывшись от франкского кнорра, они, без сомнения, крались вдоль берега в поисках легкой добычи. Может статься, Фулькариус об этом знал, но не слишком беспокоился. А может, он не желал признавать, что его горстке кнорров не под силу охранять все побережье. Правда, могли быть и другие воины, которым вменялось в обязанность защищать Франкию от набегов. Что до него, Фулькариуса, то он налетел на нас точно остроглазый филин, который, завидев мышь, кидается со стропил замка на устланный тростником пол. Сейчас франкское судно уже подошло к нам на расстояние выстрела из лука и продолжало двигаться вдоль нашего борта медленно и ровно, чтобы капитан мог лучше нас рассмотреть.

– Суши весла! – сказал Сигурд. Собрав волосы на затылке, он открыл отощавшее лицо. – Пускай эти псы нас обнюхают.

Фулькариус, опершись о ширстрек, продолжал лопотать. Верно, расспрашивал монаха о нас, а тот как будто за словом в карман не лез. Теперь я мог отчетливо видеть лица франкских воинов: их взгляды были точно пятна крапивницы, что с ног до головы осыпают больного. Франки табанили, борясь с течением, чтобы держаться с нами борт к борту. «Фьорд-Эльк» притаился слева от нас, в трех весельных взмахах, а другие франкские корабли стояли в некотором отдалении, сверкая доспехами копьеносцев и лучников. Ветер, дувший с северо-востока, доносил едкий запах пота, а также жира: значит, по меньшей мере на одном из судов парус и плащи людей пропитаны топленым свиным салом, чтобы не промокали. Если корабль содержится как следует, то и воины, надо полагать, хороши.

Мы постарались принять спокойный вид, будто никого не боимся и никому не угрожаем. Но я знал: викинги смотрят на кнорр глазами цыплят, надеясь, что тот не подойдет еще ближе. Хотя мы и не двигались с места, волна могла поднять франков так, что они увидели бы оружие и кольчуги, лежавшие у наших ног. К счастью, вода была спокойная, однако Сигурд и Кнут все же совещались вполголоса: по-видимому, решали, куда бежать, если люди императора нападут. Повидав, как викинги сражаются на море, я верил, что мы выстоим и против четырех кораблей. Но франки смыслили больше людей Эльдреда и могли нанести нам тяжкий ущерб. Даже сумей мы оторваться от этих кораблей, нас, вероятно, встретили бы другие еще до того, как мы успели бы выйти в открытый канал.

– Фулькариус говорит, мы похожи на датчан. И корабли похожи на датские, при всем его почтении к святому распятию, – молвил отец Эгфрит, указывая тонким пальцем на крест на носу «Змея». – Но я рассказал ему, как присутствующий здесь олдермен Эльдред с Божьей помощью храбро сразился с язычниками, напавшими на королевство Уэссекс, и уничтожил их. – Один из англичан громко выругался и стал втаскивать свое весло на борт. – Я сказал, что у нас дело к самому императору, властелину и светочу христианского мира. – Весло англичанина со стуком опустилось на доски. Эгфрит тем временем продолжал: – Боже, спаси и сохрани Карла!

Из этой речи многие викинги поняли не больше, чем если бы монах говорил по-латыни, но возмущенный сакс вскочил и, сжав нательный крест, обратил к франкам свирепое лицо.

– Ты, грязный франкийский ублюдок! – прокричал он. – Кого ты обозвал датчанами?! Да мой меч еще не перестал звенеть после того, как крушил языческие черепа! Эти гады налетели на нашу землю, что голодные псы, и мы их побили! Дали каждому по семь футов земли! Да, вот так! И если ты еще раз назовешь нас датчанами, я доберусь до тебя и отрежу твой гнилой язык! Чертовы франки!

Викинги насторожились. Некоторые из них потянулись за шлемами, думая, что нас предали. Но другие англичане, сидевшие у правого борта, вынули из воды весла и свободными руками показали Фулькариусу кресты, висевшие у них на шеях. «Молодцы, парни», – подумал я и, бросившись к левому борту, обнял разбушевавшегося англичанина за плечи.