Оборванные нити. Том 2 - Александра Маринина

— В порядке? Ты себя когда в последний раз в зеркале видел?

— Сегодня утром, когда брился.

— Да? Ну так посмотри еще раз, только не любуйся своей неземной красотой, а посмотри как врач.

Он разделся и послушно похромал в ванную, где освещение было получше, чем в прихожей. Из глубины зеркала на него смотрел чудовищный тип с опухшим лицом и красными воспаленными глазами под набрякшими веками, вокруг которых так удачно смотрелись черно-желтые круги. Картина!

А если еще добавить к этому боль в спине, не позволяющую толком разогнуться и идти прямо, боль в ноге, вынуждающую хромать, боль в шее, не дающую повернуть голову ни вправо, ни влево, и вдобавок разламывающую боль в самой голове из-за пережатого шейными позвонками нерва, то результат получался более чем впечатляющим.

Он помыл руки, сполоснул лицо холодной водой — не помогло, и вышел из ванной.

— Оль, я просто не спал несколько дней, устал очень с этим случаем, — пробормотал он, — я закончу завтра экспертизу и высплюсь. Ты мне «стекла» принесла? Пустишь за микроскоп? Хочу посмотреть, чтобы завтра с утра уже экспертизу дописать.

— Иди ужинать, — очень серьезно сказала Ольга. — Пока ты будешь питаться, мы решим, что с тобой делать.

— Да не надо со мной ничего делать, — вяло сопротивлялся он. — Я поем, посмотрю «стекла», почитаю «Архив патологии» и…

— И что? — с нескрываемым сарказмом спросила она.

— И спать лягу, — Сергей искренне верил в свои слова.

— Нет, Саблин, ты не ляжешь спать, потому что к этому моменту уже настанет утро. И завтра на работе тебя подкосит инсульт, потому что у тебя артериальная гипертензия. Ты этого добиваешься? Ты что вообще творишь? Ты же врач, Саблин!

— Я не врач, угрюмо пробормотал он, набрасываясь на жареную курицу, залитую его любимым чесночным соусом, и жареную же картошку. — Я судебно-медицинский эксперт, а не клиницист.

— Не валяй дурака! — Ольга уже всерьез начала сердиться. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Если ты будешь так относиться к своему здоровью, ты и года не протянешь на своей работе.

Сергей поднял на нее злые глаза.

— Ты что, хочешь, чтобы я меньше работал, или что? Или чтобы халтурно относился к тому, что делаю?

— Нет, я хочу, чтобы в то небольшое время, когда ты все-таки НЕ работаешь, ты вел себя правильно и старался сохранить здоровье, вот и все.

— И что ты предлагаешь?

Ему хотелось выгрызть самые вкусные кусочки мяса, но для этого нужно было хотя бы немного поворачивать голову. Голова не поворачивалась, и от этого голодный Саблин злился еще больше.

— Я предлагаю, чтобы ты хотя бы минимально занимался собой. Думаешь, я так сильно люблю ходить в фитнес? Думаешь, у меня нет занятий поинтереснее? Да я точно так же, как и ты, ненавижу всякую физическую нагрузку, но я понимаю, что если хочу сохранить себя для своей любимой профессии, то я должна чем-то пожертвовать. Если я хочу оставаться здоровой и вменяемой, то приходится делать иногда и то, чего делать совсем не хочется. Ладно, ты не будешь ходить со мной в фитнес, это я уже поняла, но ты можешь хотя бы гимнастику делать? Гулять перед сном? Высыпаться пусть не каждый день, но как минимум два раза в неделю? Ты можешь, работая с микроскопом, отрываться каждые сорок пять минут и давать глазам отдых? А заодно и пару упражнений для спины сделать? Это ведь несложно, Саблин. Кому будет лучше, если ты к сорока годам превратишься в глубокого инвалида? Твоей работе, которую ты не сможешь больше выполнять? Мне? Или, может, твоей семье?

— My duty, then, will pay me for my pains, — пробубнил он раздраженно, жуя картошку. — Переводить надо?

— Не надо, — усмехнулась Ольга, — моего знания английского вполне достаточно, чтобы понять. «Мой долг, таким образом, будет платой за мои страдания». Правильно?

— Ну, в принципе, да, — кивнул он. — Правда, у Щепкиной-Куперник это звучит красивее: «Что ж, мне награда — исполненье долга».

— Саблин, Саблин, — она присела напротив него за кухонный стол и подперла подбородок рукой, — я обожаю тебя за твою преданность профессии. И уважаю за это же. Но я не могу допустить, чтобы ты из-за собственной глупости лишился возможности заниматься единственным интересным тебе делом. Значит, так: растирание, укол диклофенака, аппликатор с иголками, компрессы на глаза, массаж шеи, если не поможет — дам таблетку от головной боли. Что с твоим отеком делать — я еще подумаю, но пока никаких препаратов давать не буду, не хватало еще почки напрягать, ты и так еле дышишь, так что походишь пока отекшим. И лежать. На жесткой поверхности с закрытыми глазами.

Он подумал и кивнул.

— Принято. Но с поправкой. Я пью чай, потом сам смотрю «стекла», а потом все, что ты напланировала. Посплю часов до четырех утра, а потом буду разбираться с «Архивом патологии». Оль, я не понимаю, чем болел мальчик. Я понимаю, от чего он умер, но я не могу понять, почему это произошло. Я должен разобраться. Ну не будет мне покоя, пока я не разберусь.

Ольга подошла к нему вплотную, положила пальцы ему на веки, оттянула, наклонилась и посмотрела внимательно.

— Голова сильно болит?

Он собрался было соврать, но отчего-то передумал. Молча кивнул, не смея встретиться с ней взглядом. Ольга подумала несколько секунд, потом снова села за стол.

— Сделаем так, Саблин: ты смотришь «стекла», потом я тебя лечу, а потом ты лежишь и не дергаешься, а я читаю тебе вслух материалы из «Архива патологии».

— Но…

Он попытался было протестовать, однако Ольга перебила его:

— Саблин, у тебя жуткий блефарит вместе с конъюнктивитом. А «Архив патологии» валялся Бог знает где, там полно аллергенов, даже просто книжной пыли, которая тебе сейчас категорически противопоказана. На микроскоп я готова согласиться, но на чтение старых материалов — нет. Я буду читать их тебе сама, а ты будешь слушать.

— Но я плохо воспринимаю на слух, — заныл он, — мне надо глазами…

— Ничего, приспособишься, — безмятежно ответила она и налила ему чай.

Просмотр стеклопрепаратов не принес ничего нового по сравнению с тем, что ему сказала Ольга по телефону. Но теперь Сергей мог описывать результаты микроскопического исследования с полной уверенностью. Ольга измерила ему давление и укоризненно покачала головой — цифры оказались просто устрашающими, заставила положить под язык гипотензивный препарат, сделала ему массаж шеи, от которого он чуть не визжал — настолько это было больно, потом укол диклофенака, растерла спину специальной противовоспалительной мазью, наложила на поясницу полиэтиленовый пакет и сверху повязала широким поясом из собачьей шерсти, промыла глаза каким-то снадобьем, приготовленным из подручных средств, и уложила на пол, подстелив толстое одеяло. Сергей лежал на спине, чувствуя на глазах приятную влагу компресса и тепло, растекающееся по всему телу от подложенного под затылок аппликатора с острыми иголками из разных сплавов, а Ольга сидела на диване и неторопливо просматривала материалы из старой папки, читая вслух заголовки и отдельные выдержки.