Круги Данте - Хавьер Аррибас

― Кьяккерино!

Слуга остановился на полпути и повернулся с бледным, искаженным страхом лицом.

― Ты знаешь, где находятся «бычьи сушильни»? ― спросил его Данте.

― В квартале красильщиков, рядом с Арно… за воротами Рубаконте, ― нервно ответил слуга. ― Прежде они назывались «бычьими воротами», потому что там проходил скот, который привозили по реке.

И он исчез в тени с прытью, которой не было заметно во время его работы.

― Я вижу, что вы уже обзавелись друзьями, вернувшись во Флоренцию, поэт, ― с иронией произнес Франческо.

Данте посмотрел на этого человека; тот, в свою очередь, рассматривал его с насмешкой. Поэта задел его тон. Это был первый случай, когда можно было бы начать нормальный разговор, но Данте сомневался, что общение получится сердечным.

― Я всего лишь стараюсь быть вежливым с теми, кто меня окружает, и с гостеприимными хозяевами, ― ответил Данте; ему надоела неприязнь молодого человека, и он тоже был готов спрятаться за доброй порцией сарказма. ― Хотя не все они готовы ответить мне тем же.

Франческо оставил эти слова без внимания. Он указал кивком на стоявшие на столе подносы, полные пищи.

― Возможно, вам следует хорошо поесть, ― сказал он с таинственным видом. ― Нам придется прогуляться.

Данте вопросительно посмотрел на него, но не пожелал доставить ему удовольствие, расспрашивая о том, что ему уготовано.

― Вам необходимо узнать из первых рук об одном из этих «дантовских преступлений», ― резко произнес Франческо, и эти слова обдали холодом душу Данте.

Со времени своего тайного возвращения во Флоренцию Данте Алигьери во второй раз покидал дворец Подесты. Если в прошлый раз он делал это один и радуясь своему возвращению, в этот раз он шел в сопровождении Франческо де Каффарелли и его дух был смущен. То, что ему предстояло увидеть, волновало его. Франческо демонстрировал жуткую готовность до последнего хранить от него в тайне детали нового происшествия. Данте, собрав все свое мужество, но терзаемый страхом, пытался расспросить молодого человека о цели их пути. Но тот ограничивался тем, что отвечал: «Вы все увидите». Эти слова делали невозможным всякий разговор, и Данте готовился к самому страшному.

У дворца стояли две оседланные лошади; вскочив на них, поэт и его спутник отправились в путь. Данте молча следовал за своим провожатым, ехавшим на несколько шагов впереди. Они миновали центральные улицы и добрались до Арно. Поэт посмотрел на небо и удивился: оно было голубым и широким, будто тучи устали оставаться на небе. Странный контраст с его мрачными предчувствиями! Франческо продолжал указывать ему путь, не говоря ни слова. По берегу реки они двинулись налево, где виднелся силуэт моста Рубаконте. Эта поездка в неизвестность заставляла поэта все больше нервничать. Он гадал, какая часть его произведения на этот раз будет вовлечена в жуткую историю. Он мысленно проходил свои круги ада, страха и боли, думая о том, с какой дьявольской шуткой убийцы теперь запятнали его славу и честь. Несколько раз он был готов остановиться и послать этого высокомерного молодого человека к черту. Данте чувствовал желание все бросить, сбежать, он устал от этого глупого противостояния и от горьких ожиданий. Тем не менее он продолжал следовать за Франческо, потому что теперь него был уникальный шанс вернуть себе доброе имя, снова стать тем, кем он был, Данте Алигьери. Погруженный в эту смесь ярости и боли, безнадежности и гордости, которая помогала ему держаться в последнее время, он пребывал на подъеме душевных сил. Они прошли по мосту Рубаконте и попали в Ольтрарно. Когда они, наконец, оказались на вполне проходимой улице, Франческо пустил своего коня в галоп, его примеру последовал и Данте. Поэт видел перед собой на вершине Кручес белую с зеленым церковь Сан Миниато и предположил, что именно туда они и направляются. Они, не останавливаясь, поднялись на гору, и Данте увидел горожан, собравшихся полукругом вокруг трех или четырех деревьев, больших и ветвистых. Между толпой и деревьями было пустое пространство, охраняемое несколькими арбалетчиками. Прежде чем туда проехать, Франческо замедлил ход и в первый раз обратился к Данте, попросив его ехать спокойнее.

Приблизившись, поэт различил две группы солдат. Они глядели друг на друга настороженно и угрожающе, что делало обстановку еще более напряженной. Судя по наглому, свирепому виду и топорам за спиной, одна группа подчинялась барджелло. Другие, должно быть, представляли власть наместника Гвидо де Баттифолле, его собственную дружину и наемников, посланных королем Робертом. Данте и его спутник, стараясь не шуметь, приблизились к этой группе, протиснувшись между зеваками, которые беспорядочно толпились и громко шушукались; раздавались и отдельные выкрики. Данте и молодой человек собирались спешиться и оставить лошадей на чужое попечение, и тут кровь застыла в жилах Данте. Он чуть не упал с коня, когда различил между ветвями одного из деревьев окровавленные внутренности кого-то из горожан. Данте спрыгнул на землю и с трудом подавил приступ тошноты, осматривая картину, которая предстала его глазам. Он слышал голоса вокруг себя, но был не в силах различить в них ужас и негодование.

Кто-то приставил к дереву лестницу высотой в двадцать брацев. По ней, с выражением отвращения и ужаса на лице, залезал один из членов коммуны. Другой, на которого это зрелище произвело не меньшее впечатление, поддерживал лестницу внизу и напряженно смотрел на кроваво-красную кучу у своих ног. Первый залез и дотронулся до останков, которые в тот же миг упали на кучу внутренностей. Данте показалось, что он различает в этом месиве руку, может быть, ногу. Эта огромная мясорубка заставила его погрузиться в свою память в поисках сцены в «Аде», с которой можно было бы сравнить эту трагедию. Он выглядел таким пораженным, что Франческо должен был тихонько дернуть его за одежду, чтобы потянуть за собой туда, где стояли его подчиненные. Они с трудом просочились между зеваками. Если бы Франческо не держал Данте за одежду, поэт потерял бы из виду молодого человек, тем более что он снова задумался. Он слышал голос своего провожатого, почти шепот, этот голос вывел поэта из размышлений.

― Когда мы нашли это, то решили, что вы должны увидеть все сами. Я буду рядом с вами, чтобы вы слышали, что они мне скажут, но вам не следует ничего говорить, никого звать, чтобы не привлекать внимание.

Данте пробормотал что-то вроде согласия; его взгляд был все еще прикован к проклятому дереву. Пока они не подошли совсем близко, Франческо снова обратился к Данте, который, казалось, медленно выходил из летаргического сна.

― Вы хотите что-то спросить?

― Не знаю… ― колебался Данте. ― Возможно, если установить личность… ― сказал он, не в состоянии найти подходящее определение. ― Или если есть какая-нибудь надпись на бумаге, ― добавил он, словно эта мысль неожиданно пришла ему в голову, хотя он был уверен в том, что бумага найдется.