На исходе ночи - Иван Фёдорович Попов

все это на вид». А он нарочно: «Я, говорит, им всем назло, пусть смотрят. Во что, говорит, в юности верил, за то и теперь жизнь готов отдать».

— Ну, ну, ты уж пошла разговаривать! И то сказать, конечно: чего мне и кого бояться! Никого я теперь, чертей, их не боюсь, мерзавцев, жизнь кругом всю исковеркали, подлецы… Откушай, Павел, пирожка нашего воскресного… с вязигой, очень вкусно.

За годы, что я знал Ефима Ивановича, у него только больше стало седины, в остальном он не менялся. Все такой же косой пробор, так же гладко причесан, из кармашка верхнего все так же торчит гребеночка. Все та же аккуратно подстриженная бородка, все те же очки в грубой оправе, тот же чистенький румянец на свежих, хорошо вымытых щечках. Та же куртка «венгерка», никогда не застегивающаяся, а под ней черного сатина рубашка с высоким стоячим воротником, с черным галстуком, подпоясанная широким кожаным ремнем. Все это одеяние было принятым у передовых наборщиков в Москве перед девятьсот пятым годом.

Я не решился сразу заговорить с Ефимом Ивановичем о наших районных делах. Повод дала Авдотья Степановна:

— Думаешь, постарел наш Ефим Иванович? Какое там! Все такой же прыткий, неуступчивый.

— Скажи лучше, Дуняша, — принципиальный! — поправил жену Связкин.

— Тридцать годов был на одном месте и вдруг ушел. Хозяин теперь ходит за ним, кланяется, зовет обратно, а Ефим Иванович уперся, не хочет.

— Дело, Павел, принципиальное. Я от имени рабочих объяснялся с хозяином и с директором типографии как делегат. А хозяин меня запанибрата, на «ты», а директор взял за талию: «Мы, говорит, с Ефимом Ивановичем договоримся». Я, значит, их обоих и одернул, поставил на место, чтоб уважали личность делегата от рабочих и чтоб не фамильярничали. И разругался. Требовал извинений. Не захотели — ушел. Теперь извиняются, а я уж не уступлю. И им урок, и нашим товарищам воспитательный пример.

— Пусть хозяин поищет такого другого, как Ефим Иванович! Такой метранпаж, как Ефим Иванович, один на всю Москву, и жалованье такое, как Ефиму Ивановичу, ни одному метранпажу в Москве не давали, — вставила Авдотья Степановна.

Я похвалил Ефима Ивановича и повернул разговор на наши теперешние дела. Он задумался. Авдотья Степановна поняла, что ей надо молчать, и сидела, не проронив ни слова, но не отрывая глаз от мужа. Наконец Ефим Иванович вздохнул тяжело и сказал:

— Приду к вам на заседание. А дальше увидим. Только скажи Ванюше Дроздову — он у вас теперь Сундук зовется? — чтоб по-деловому вопросы ставил. Мы по практике судить будем, а не по словам.

Перед тем, как мне уйти, Авдотья Степановна начала рыться в комоде. Ефим Иванович строго на нее прикрикнул:

— Опять в комод полезла! Опять будут слезы!

Авдотья Степановна достала фотографию Виктора и протянула ее мне молча, не в силах от слез выговорить что-нибудь. Ефим Иванович тоже заволновался:

— Красивый был он у нас, умный. Вот что, Павел. Ты мне вроде как сын духовный. Самое меньшее — ты мне крестник. А любим мы тебя, как сына. Позволь, я тебе преподнесу карточку Вити. Согласна, Авдотья Степановна?

Ефим Иванович надписал на обороте карточки:

«С печалью об утрате родного сына, с надеждой и радостью за сына духовного от любящих тебя, как свое родное дитя, стариков Связкиных».

Авдотья Степановна с печалью в голосе сказала:

— Мы теперь за тобой, как за родным сыном, походим. Почаще только к нам заглядывай и не стесняйся, коли что надо.

Я попросил Ефима Ивановича, не достанет ли он мне какой-нибудь литературный заработок. Как старый наборщик он был связан с людьми из журналов и книгоиздательств. У меня была мечта избавить партийную организацию от необходимости содержать меня. Двенадцать рублей, которые мне передал Сундук, были для комитета деньгами немалыми при теперешнем положении.

Ефим Иванович спросил:

— А ты французский знаешь? Тут целая группа наших товарищей переводит большой труд Жореса о французской революции, по печатному листу на человека раздают. Поговорю о тебе.

Когда мы были в передней у двери, Ефим Иванович обнял меня, расцеловал, а Авдотья Степановна перекрестила.

ГЛАВА VI

И вот наступил тревожный день, когда должно было собраться наше совещание.

В этот день с утра я находился в хлопотах. Мне пришлось забежать на Тверской в темное, полуподвальное помещение книжного склада при «Вятском издательстве», адрес которого мне накануне прислал Ефим Иванович. Там мне дали перевести с французского отрывок из «Конвента» Жореса по десяти рублей за печатный лист и выдали авансом три рубля.

Перед вечером, запершись в уборной третьеразрядного трактирчика, я тщательно обыскал все свои карманы и уничтожил записочки и заметки, которые хоть как-нибудь могли дать намек на мои подпольные дела.

Когда я вышел из трактира, звонили ко всенощной. Была суббота. Старушки и барышни спешили в церковь. У паперти церкви Климента на Пятницкой толпились хулиганствующие подростки и нищие. Напротив, у ворот полицейской части, тоже было оживленно: то и дело городовые или дворники притаскивали и подвозили на извозчиках пьяных.

Я свернул в переулочек по направлению к Малой Татарской. Подойдя куда мне надо было — к деревянному одноэтажному флигелечку на высоком каменном фундаменте, я с противоположной стороны улицы последил за флигельком. Меня немного смутили три мужские фигуры. Один сидел на лавочке у калитки соседнего с флигелем дома, два других поодиночке бродили возле.

Не проследили ли нас? Во всяком случае, нельзя было повернуть назад — надо войти во флигель и предупредить об опасности.

Ход во флигель был со двора. Мне открыла владелица флигеля Степанида Амвросиевна. Я сказал пароль.

Сундук и Клавдия были уже там.

— Мы пришли первые, как нам и полагается, — сказал Сундук.

Я рассказал о фигурах, бродящих возле дома. Клавдия заволновалась:

— Надо расходиться. Видите, Сундук, я вам говорила, я тоже заметила этих шпиков около дома.

Сундук рассмеялся:

— Если бы шпики, то не стали бы торчать около дома на виду. Кстати, Павел, зайдите завтра на городскую явку, получите экземплярчик «Инструкции филерам московского охранного отделения». Нам удалось добыть и размножить. Не мешает нашим товарищам хорошенько изучить — для самообороны.

Пришедшие вслед за мною Михаил и Василий подтвердили, что странные одиночные фигуры все еще маячат около дома. Клавдия заговорила об отмене заседания. Сундук возражал:

— А было ли у нас хоть раз за последние два года собрание районного комитета, чтобы оно прошло спокойно до конца, чтобы шпики не подкарауливали нас?..

Степанида Амвросиевна тоже вставила свое слово:

— Больше года уже, как у меня по субботам комитет собирается. И