Красные облака. Шапка, закинутая в небо - Эдишер Лаврентьевич Кипиани

раздражается по пустякам, жалуется, клянет свою судьбу. Но вот приближается зима, зной и духота на чердаке у них сменяются прохладой, и мама забывает о летних горестях: сидит перед гудящей железной печкой, протянув к огню увядшие руки, и ни о чем не тужит, вполне довольная жизнью, сыном, квартирой… И так до нового лета, до новой жары.

Джаба сел за стол, достал из ящика чистую бумагу. Выставку он не успел осмотреть, не выполнил поручения редактора. Надо хоть составить план работы. Завтра на совещании редактор потребует, чтобы каждый сотрудник представил ему такой план.

Давно уже у Джабы родилась одна идея — наметка репортажа. Что, если проделать с солнцем путь от восточной границы Грузии до Черноморского побережья? Следовать за солнцем и описывать и снимать на пленку все, что встретится по дороге. Корреспондент и солнце вместе пустятся в дорогу из Кахетии, вместе проделают все путешествие и завершат его на западе, у моря. Скорость и маршрут обоих будут одинаковы. Грузия ведь страна одного дня пути, ее всю можно проехать от восхода до заката, хотя, впрочем, для солнца таковы и самые обширные страны мира и даже вся земля. Солнце равно оделяет всех своим теплом и светом, безбрежному морю и маленькому озеру, высочайшей горе и крохотному холму одинаково дарит утро и вечер. И с какой изумительной точностью чувствует солнце расстояние! Не подходит к земле слишком близко, чтобы не сжечь ее дотла, и не удаляется настолько, чтобы земля оледенела. Соблюдает дистанцию солнце, знает, как далеко или как близко от земли надо ему держаться. А люди не знают — и порой отдаляются друг от друга так, что у них леденеет сердце. По пустячному, смешному поводу могут оттолкнуть ближнего…

…Как же все-таки вышло, что он стукнул этого Афо? А ведь решил было твердо, что рукой не пошевельнет, ведь не сомневался, что, если попробует сопротивляться, его убьют. И все-таки ударил! Нет, это не кулак Афо помрачил ему сознание, ответный его удар не был реакцией на острую боль. Низость Афо, лисья его повадка — вот что решило дело. Как подло подобрался он к Джабе, весь разболтанный, расслабленный, словно и руки не мог поднять, словно и не собирался сводить с Джабой счеты, и даже захныкал: «Ну, что я скажу этому пижону?» И вдруг весь собрался, напрягся, как пружина, и выбросил вперед каменный кулак. Вот это коварство, этот истинно воровской подвох и вызвали в Джабе взрыв ярости. Афо во что бы то ни стало нужно было показать перед товарищами свое молодечество, он должен был действовать наверняка… Ну, и получил сдачи.

…Нет, из «Солнечного репортажа» ничего не получится. Он не представляет себе, как все это осуществить. И все же внесет в свой план — Георгий иногда умеет придать теме неожиданный, удивительный поворот.

О чем или о ком еще можно написать очерк?

Может быть, о профессоре Руруа? Жизненный путь грузинского ученого… Детство… Начало… Революция, победа советской власти в Грузии, первые достижения… Может оказаться интересным… Но может и не оказаться… Обыкновенная, спокойная жизнь без каких бы то ни было событий, ничего лакомого для журналиста. Но вот это… Вдруг забрал стихи, которые сам же принес в редакцию… Почему? Просто так, без причины?

…Нет, дело не только в шпаге, шпага, собственно, тут не главное… Главное то, что я смело пошел за ними, не испугался и даже сигарету достал — был расположен курить, — а потом мгновенно ответил ударом на удар… Вот они и подумали: «Этот, видно, на все способен». Немножко они, должно быть, трусоваты… Впрочем, они вообще, конечно, трусы, страх ведь, наверно, постоянный их спутник… когда они обделывают свои делишки… Да ну их!..

Что еще?

«У нас ничего нет о новостройках», — каждый день повторяет Георгий. Но что можно написать о строительстве? Сдано столько-то квадратных метров жилплощади… Столько-то, людей получило новые квартиры… Сухо. Как давеча говорили в автобусе? Джаба ехал по улице Павлова. Длинноносый человек, с темным от загара лицом, смотрел в окно на улицу и рассказывал спутнику:

«Совсем недавно я охотился в этих местах на диких уток. Вов там было болото» Однажды я завяз в грязи — спасибо, крестьяне вытащили».

— Ну и вонищу развел! — услышал Джаба голос матери, вошедшей так, что- он не заметил.

— Я расцарапал ногу и смазал ранку одеколонном. — Джаба повернулся, к матери вместе со стулом.

— Был у Зибэибадзе?

— Был. Не- застал, — еще одна ложь сорвалась с языка у Джабы; он повернулся обратно к столу. — Сказали, что уехал на стройку. Сегодня в райисполком уже не вернется.

— Утром надо к нему явиться. Эти люди больше часу не могут на месте усидеть.

— Завтра непременно пойду. Разбуди меня пораньше.

Нино сняла с швейной машины катушку черных ниток и вышла.

— Что это нынче с тобой — так рано уже дома? — донеслось через дверь до Джабы.

Он встал, еще раз вздернул рубаху, майку и посмотрел в зеркало на свою спину. Полоса вздулась и совсем почернела.

«Завтра, наверно, заболит еще сильней. Не окажись на мне пиджака и плаща — лежал бы я сейчас в больнице».

Джаба закурил сигарету, заложил руки в карманы, вышел в коридор, свернул налево в узкий пожарный проход к чердачному люку-окошку и высунул голову. Заречная, левобережная часть Тбилиси была видна отсюда как на ладони. За мутно-желтой Курой убегали вдаль улицы, толпились дома, позолоченные солнечными лучами. Тень от дома Джабы покачивалась внизу, на речных волнах — где-то посередине этой тени, в глубине, качался и сам Джаба. Оглушительно гудела тепловая электростанция на противоположном берегу, изливая через чугунную трубу в реку кипящую воду. Все новые и новые порции сжатого пара, изрыгаемые трубой, обрушивались, как яростные кулаки, на облака, клубящиеся над поверхностью реки, и рассеивались в пространстве.

Высокая кирпичная труба электростанции навела Джабу на мысль о тбилисских утрах. Сколько раз думал он о человеке, который приводит в действие заводской гудок на заре, сообщая всему свету, что Тбилиси вступил в новый, очередной день своей жизни. Вот об этом человеке можно было бы написать очерк! Как знать — быть может, давать первый утренний гудок считается такой почетной обязанностью, что это дело поручают только избранным, заслуженным рабочим? А может быть, сами предприятия, заводы и фабрики соревнуются, чтобы завоевать право первого гудка? Впрочем, вполне возможно, что гудками ведает автомат, подключенный к часам…

Сколько раз, подростком, Джаба тайком убегал из дому на Куру. Однажды он чуть не утонул, — по счастью, его