Когда мы верили в русалок - Барбара О'Нил

– Уу? Например?

– Мы проводим опыт с растениями.

– И что делаете?

Кит откусила бутерброд и стала в задумчивости жевать его.

– Мы посадили семена пяти разных растений и теперь наблюдаем, какое из них растет быстрее.

– Ну и чушь.

– А мне нравится. У них у всех разные листочки. Одни круглые, другие – вытянутые. Так интересно.

– Надо же. – Какая СКУКОТА, подумала я, но вслух этого не сказала.

– В школе много чем можно заняться.

– У нас и так тут дел полно!

Кит пожала плечами.

– Так сказала бы маме, что хочешь ходить туда каждый день.

– Она будет ругаться, – произнесла Кит, опуская глаза.

Я пихнула ее по ноге.

– Давай тогда я скажу. Пусть на меня покричит, мне все равно.

– Скажешь?

– Скажу. – Я убрала с лица волосы. – Если хочешь.

Она кивнула, ее зелено-золотистые глаза засияли, как пятаки.

– Я очень, очень хочу ходить в школу.

Десятки лет спустя в Окленде я веду пальцем по облицованному плиткой подоконнику. И лишь с появлением Дилана, а к тому времени прошел целый год, Кит стала ходить в школу каждый день. Это он устроил.

* * *

Закончив осмотр спальни, я приступаю к выполнению второй задачи, что наметила на этот день, – прочесываю дом в поисках документов, писем, дневников, всего, что могло бы пролить свет на прошлое Вероники. Спальня, как я уже выяснила, после того, как в ней навели порядок, больше никогда не использовалась. Кабинет мне тоже ничем не помог. В тех комнатах, где жила Хелен, я обнаруживаю стопки журналов (некоторые номера датированы аж 1960-ми) в пластиковых контейнерах, составленных один на другой до самого потолка. Маркером я пишу на них: МУСОР. В стенном шкафу – горы пряжи самых разнообразных видов, цветов и объемов. На своем планшете я помечаю, что нужно сдать ее в благотворительные магазины. Туда же пойдет большинство книг в мягком переплете. В основном это очень старомодные любовные истории и толстые романы об английской аристократии, которые, судя по всему, пользуются популярностью у определенной категории здешних читателей. В Америке я таких книг не видела, хотя романы о гламурной жизни рассчитаны примерно на ту же аудиторию.

Внимательно просматриваю книги, каждую по отдельности, но, прошерстив несколько высоких стопок, осознаю, что не найду здесь ничего, что захочу сберечь. Нелегко отвернуться от такого книжного богатства, но я почти сразу, едва включилась в бизнес по перепродаже домов, поняла, что буду глубоко сожалеть, если стану тележками таскать домой груды книг. Моя собственная библиотека грозит в скором времени выселить нас из дома, так что незачем захламлять наше жилище чужими книгами. На планшете я делаю пометку: «букинист». Тот часто отстегивает мне кругленькую сумму просто за возможность найти что-нибудь стоящее.

В остальных комнатах интересного еще меньше. В них находятся последние скромные принадлежности старой женщины, которая вела затворнический образ жизни. Телевизор 90-х годов, настольный компьютер, восседающий в одном углу, – бегемот из пожелтевшего пластика. Я включаю его из любопытства, он долго загружается, но в конце концов экран оживает. Связи с Интернетом нет, всего несколько программ: текстовый процессор, которым давно никто не пользуется, кое-какие старинные игры. Я улыбаюсь, представляя, как Хелен в цветастом платье раскладывает пасьянс.

Я щелкаю по текстовому процессору и, пока он открывается (для него это трудоемкая работа), я проверяю сообщение, что поступило на мой телефон от Нэн.

Получила твое послание. Поужинаем вместе пораньше?

Я хватаюсь за ее предложение: дома все равно допоздна никого не будет.

Да! Как обычно?

5:30?

Да.

Я закажу столик.

Довольная предстоящим выходом в свет, я убираю телефон в задний карман джинсов и просматриваю список папок на компьютере Хелен. Они строго упорядочены: в одной содержатся письма; во второй – перечни повседневных дел, которые, оказывается, можно распечатать; третья помечена как «Прочее». Я щелкаю по ней.

Дневниковые записи. Открываю. Может, там есть какие-то распоряжения или еще что. Мне ужасно неловко: дневники – это очень, очень личное, и, залезая в душу к чужому человеку, никогда не знаешь, что там найдешь.

Правда, в случае Хелен это просто описания, как прошел тот или иной ее день. Она связала пару носков для соседского ребенка. На завтрак съела тост с джемом. Пометила, что нужно оставить конверт для уборщиков. Я выключаю компьютер, решив, что отдавать его никуда не буду. Теперь считаю, что моя обязанность – уберечь ее частную жизнь от посторонних глаз.

В комнатах, что занимала Хелен, солнечно и светло, из окон открывается вид на море. Идеально подойдет в качестве кабинета для Саймона; ему будет комфортно. Может быть, одну стоит оборудовать под маленькую кухню.

По привычке я встаю и замираю в середине большой комнаты, впитывая ее цвета и стиль. Здесь, как и всюду в доме, планировка великолепная. Главное достоинство – окна: череда квадратов, каждый по-особенному обрамляет вид. Я оставлю их без штор, но, может быть, по краям повешу тяжелые гардины на кольцах.

Нет. Никаких гардин, только прозрачное стекло. Саймон это оценит. Мужской оттенок зеленого, ковер убрать. Книжными полками займется Роуз. Древесина отличная, отделку содрать и отреставрировать.

Со своими пометками я спускаюсь вниз, и вдруг мне приходит в голову, что Хелен наверняка всю жизнь вела дневники. Как она обходилась до появления компьютеров? Куда складывала тетради?

Здесь где-то должны быть чердак или чулан. Я иду по открытой верхней галерее, скользя взглядом по потолку, и в конце замечаю люк. Смотрю на часы. Я здесь торчу уже полдня. Если хочу успеть на ужин с Нэн, пора ехать в центр. Верно подгадаю время, как знать, может, на парковке займу местечко, что освободил кто-нибудь из отъезжающих офисных лентяев.

Роуз составляет каталог посуды в буфетной.

– Нашла что-нибудь интересное? – спрашиваю я.

Она кивает, ручкой показывая на застекленные полки.

– Кто-то коллекционировал чашки с блюдцами «Коулпорт». Изумительные вещи. – Она достает одну чашку. Та изнутри золотая, снаружи темно-синяя с узором из звездочек и крапинок.

– Потрясающе. Ценные?

– Некоторые ценные, некоторые – нет. Но все равно красивые. – Качая головой, Роуз ставит чашку на место и берет другую – с изящным выразительным эмалевым рисунком в красно-розово-желтых тонах на белом фоне.

Роуз обожает винтажные вещи. Я не всегда разделяю ее интерес, но эти чашки восхитительны.

– Источник вдохновения.