Когда мы верили в русалок - Барбара О'Нил

– Да. Уходишь?

– Мы с Нэн встречаемся в центре. Ты еще останешься?

– Нет. – Роуз корчит гримасу, поднимая глаза к потолку. – Такое ощущение, что дом живой. Мне немного неуютно.

– Понимаю тебя, – киваю я. – На днях сама испугалась до смерти.

Роуз убирает чашку на полку и закрывает буфетную.

– Я сделала кучу записей. Позже напечатаю и тебе перешлю. Но начало хорошее.

– Завтра или послезавтра хочу порыться на чердаке. Может, найду какие бумаги или еще что-то, принадлежавшее Веронике. Одежду, украшения, записи, сценарии. Хоть что-нибудь. Не исключено, что они заинтересуют какой-нибудь музей.

– Несомненно.

– Хочешь фейхоа? – спрашиваю я, ощутив их аромат, принесенный ветром, едва мы вышли из дома. – Здесь их вокруг уйма.

– Нет уж, спасибо. У мамы два дерева, с трудом от нее отбиваюсь.

– Ладно, до завтра, – смеюсь я.

Паромная экскурсия по гавани дает возможность сходить на любых остановках любое количество раз. Мы с Хавьером забредаем в небольшой зеленый городок, где деревья отбрасывают густую тень на улицы, застроенные домами в викторианском стиле. Жарко, безветренно, вокруг тишина. Покой. Время от времени Хавьер указывает на что-нибудь, но, в принципе, ему доставляет удовольствие просто смотреть по сторонам, впитывать атмосферу. Мне нравится, что он не испытывает потребности заполнять словами каждую паузу.

Наше внимание привлекает книжный магазин. Мы заходим, и через пару минут я уже теряю Хавьера из виду. Он углубляется в проход между стеллажами, заставленными ветхими книгами по истории. Я брожу между полками одна, ищу какое-нибудь легкое чтиво, но здесь такого не много. Довольствуюсь тем, что листаю альбом с ботаническими рисунками, потом книгу по истории цветов. Обхожу еще несколько рядов, несколько раз куда-то сворачиваю и оказываюсь в самой глубине магазина перед восхитительно огромной коллекцией детских изданий, в окружении приглушенного шепота книг и едва уловимого запаха пыли, что они источают.

Одну за другой я беру две книжки, открываю их на первой попавшейся странице. «Нэнси Дрю», «Дети из товарного вагона», «Гарри Поттер» во множестве разных форматов. Произведения местных авторов, о которых я никогда не слышала. Любопытно. Я фотографирую корешки этих книг, чтобы позже их посмотреть.

И вдруг среди всего этого изобилия я вижу потрепанный экземпляр повести «Чарли и шоколадная фабрика». Я тихо охаю, будто передо мной внезапно предстал оживший мертвец, и, вытащив книгу, с минуту осторожно держу ее в руках. Это то же издание, что было у нас. Дилан привез его из Сан-Франциско. Открываю переплет, затем первую страницу, и погружаюсь в прошлое.

В давнишний холодный день. Мы сидим втроем. Я, Джози, между нами Дилан. Я прижимаюсь к нему. Тело у него жилистое, все ребра наружу. От Дилана пахнет мылом, которым он мыл руки, чтобы заглушить запахи чеснока и лука.

– Мне так хочется вам это почитать, – сказал он. – Очень интересная история.

– Я и сама могу почитать, – заявила Джози. И это была чистая правда. В восемь лет она умела читать все, что ей хотелось.

– Если ты будешь читать сама, – заметил Дилан, – тогда нам незачем сидеть здесь всем вместе. – Он поцеловал каждую из нас в макушку. – А всем вместе ведь лучше, правда? Будем читать по одной главе перед тем, как вы примите душ.

– А зачем нам принимать душ каждый день? – спросила я, кладя голову ему на колени. – Мама нас не заставляет.

Он ущипнул меня за бок, немного пощекотал. Я захихикала, радостно отпихивая его руки.

– Потому что, целый день играя в песке, вы потом пахнете, как козлята.

– Мы же купаемся в океане, – крикнула я. Смеясь, он приложил палец к губам.

– А один мальчишка в нашем классе сказал, что у меня противные лодыжки, – доложила Джози. Она вытянула вперед одну тощую ногу, рассматривая щиколотку.

– Ну, вообще-то, противные – подтвердил Дилан, хватая ее за ногу. – Вечером потри их, как следует.

– Как потереть? – спросила Джози. Она наслюнявила большой палец и принялась оттирать грязь на ноге.

– Прекрати. – Дилан шлепнул ее по руке. – В душе ототрешь. С мылом и мочалкой.

Мне нравилось лежать у Дилана на коленях и смотреть на него снизу вверх. Мне был виден его подбородок, на котором золотился на свету светлый пушок, а также растрепанный яркий «конский хвостик», свисавший ему на плечо. С Диланом было спокойно, тепло. Хоть я и жаловалась по поводу душа, мне нравилось, что есть человек, который знает, когда нам нужно постирать вещи, и заставляет нас придерживаться распорядка: принять душ, расчесаться и заплести косу, почистить зубы, приготовить на утро чистую одежду. С его появлением в нашей жизни не отпускавшее меня чувство тревоги почти улеглось.

– А я отсюда вижу твой нос, – со смехом сказала я.

– Поднимайся, мартышка, – расхохотался Дилан. – Давайте читать.

Я села прямо. Джози скрестила ноги и наклонилась, своими длинными-предлинными волосами, словно соломой, подметая острые коленки. Дилан сделал глубокий вдох и открыл первую страницу.

– «Двое очень старых людей…»

Двадцать пять лет спустя я стою в пыльной книжной лавке с экземпляром той же самой книжки в руках – замерла на месте, жду, когда притупится боль в легких. По опыту я знаю, что резь, прежде чем уйти, усилится, что двигаться нельзя, можно только делать крошечные неглубокие вдохи, и все равно ощущение будет такое, будто рукой туда-сюда водишь по шипам, поднимая волны острой боли. Каждый шип – воспоминание: папа, Дилан, Джози, мама, я, они, серфинг, сморы. И все вместе одновременно причиняют адскую муку.

Я стою, дыша неглубоко, и чувствую, что по проходу в мою сторону кто-то идет, но, если шевельнусь, боль еще долго не уляжется. Поэтому, опустив голову, я делаю вид, будто не замечаю, что рядом кто-то есть. Может быть, этот человек или люди развернутся и уйдут.

Но они не уходят. Он не уходит. Хавьер легонько трогает меня за руку.

– Все нормально?

Я сдержанно киваю. Показываю ему книгу, что держу в руках. С поразительной чуткостью, какую в людях встретишь не часто, он кладет теплую ладонь мне на спину, а вторую руку протягивает за книгой. Я отдаю ее и, когда наконец обретаю дар речи, спрашиваю:

– Нашел что-нибудь интересное?

Хавьер кривит рот в улыбке, отчего на щеке у него появляется ямочка.

– Много чего. Но я приучил себя возить с собой не больше одной книги, иначе чемодан не смогу поднять! – Он показывает мне томик стихов Пабло Неруды. – Пока удовольствуюсь этой.

– Но у тебя уже есть одна книга.

– Нет. Ту я дочитал. Оставлю ее в гостинице, пусть кто-то другой почитает.

Боль отступила настолько, что мне даже удается рассмеяться.