Филипп Орлеанский. Регент - Филипп Эрланже

И тут судьба свела эту властную наставницу с бывшим секретарем герцога Вандомского, который умер от несварения желудка вскоре после своего триумфа. Секретарь этот оказался невзрачным невысоким итальянцем, услужливым и полным идей. Аббат Альберони, отец которого был садовником у герцога Пармского, предложил дочь своего господина, Елизавету Фарнезе. Конечно, эта принцесса в известной степени представляла австрийскую ветвь, будучи внучкой императрицы, но бедность и красота обещали превратить ее в благодарную воспитанницу — мадам д’Юрсин клюнула мгновенно.

И пока Филипп V сгорал от нетерпения, Елизавета Фарнезе, символическая свадьба которой с королем Испании состоялась в Италии, на несколько месяцев оттянула свой приезд, получая одно послание за другим, выслушивая бесконечные советы, что сильно обеспокоило короля Франции; 23 декабря 1714 года в Хадраке Елизавета Фарнезе встретилась с мадам д’Юрсин. Между двумя женщинами состоялась короткая беседа с глазу на глаз, после чего собравшиеся с изумлением услышали крики, лаконичный приказ и бряцание оружия. И вот уже позолоченная карета, окруженная вооруженными людьми, словно внутри сидел опасный преступник, увозит мадам д’Юрсин, не успевшую даже снять пышный придворный наряд, к Пиренеям — в опалу и изгнание.

Революция свершилась, и Филипп V оказался полностью во власти своей порывистой и непостоянной жены, волей которой управлял Альберони. Ни на один час за все тридцать лет этот страстный супруг не разлучался со своей женой, которая изнуряла его плоть настолько, что он впадал в настоящее безумие.

Людовик XIV, видя, что сооружение, ради которого он пожертвовал всем, пошатнулось, понял, что франко-испанский союз, его главное творение, отныне зависит от прихоти и интриг авантюристов. Он пытается предотвратить несчастье: не позволяя себе ни одного упрека, пишет королеве, а Альберони получает от французской короны пенсию за последние шесть лет!

Герцог Орлеанский был сильно потрясен появлением во Франции мадам д’Юрсин, в которой он видел своего злейшего врага, и поклялся не появляться в Версале, если она найдет там прибежище. Король, сильно обеспокоенный тем, чтобы не обидеть своего зятя, приказал мадам д’Юрсин оставаться в Париже, и лишь через несколько месяцев она получила единственную аудиенцию. Охладела и дружба между опальной камеристкой и мадам де Ментенон.

Потребовался этот удивительный поворот судьбы, чтобы Людовик XIV попытался примирить короля Испании и герцога Орлеанского. Ведь предоставлялась прекрасная возможность свалить все на мадам д’Юрсин!

Сначала Торси проводит переговоры об освобождении Флотта и Рено, находившихся в тюрьме с 1709 года. «Обвинения против них вполне могли быть сфабрикованы, — признал спустя шесть лет государственный секретарь. — Его католическое величество позволил себя уговорить».

Людовик XIV тут же лично направляет в Мадрид письмо герцога Орлеанского, полное уважения и достоинства, способное успокоить подозрительную душу. Ответ короля Испании был достаточно сдержанным, но Филипп V был готов предать прошлое забвению. А между королевой Испании и герцогом Орлеанским завязывается почти дружеская переписка. Что же до Альберони, лично облагодетельствованным его высочеством, то он рассыпается в уверениях нерушимой верности.

Филипп ликовал. Прискорбная история, положившая начало всем его несчастьям, наконец закончилась, соперничество между двумя ветвями династии больше не существовало. Чистосердечие принца не было оценено по достоинству, но тем не менее всего за несколько месяцев до того как стать регентом, он не питал к своему родственнику никакой враждебности. Более того, жестоко страдавший от этой вражды Филипп находил бесконечное утешение в мысли о том, что она закончена. Но увы! Ни мрачный король Испании, ни страстная итальянка не разделяли его искренности.

Елизавета уже ясно различала впереди цель, к которой она стремилась всю последующую жизнь — достойное положение для ее детей. Ей нравилось представлять своего мужа властителем двух королевств, который завещает французскую корону детям бедной Марии-Луизы, а испанскую — детям, рожденным во втором браке.

Филипп V, нисколько не обескураженный неудачей кардинала Жюдиса, был совершенно уверен в своем дедушке: «Возможно — писал Филипп, — что в своем завещании король назначил меня опекуном и определил мне помощника. Но нет никаких оснований полагать, что он предпочел мне принца, к тому же моего соперника, который лишь разъединит две короны».

Чтобы окончательно успокоиться, он поручил своему духовнику, отцу Мальбоану, составить памятную записку и обосновать, почему вынужденные отречения от престола не имеют силы.

В то же самое время, когда их католические величества заверяли герцога Орлеанского в своей дружбе, новый посол Испании во Франции, князь де Сельямаре, получил весьма необычные инструкции. Этому гранду поручалась во Франции роль заговорщика: он должен был создать партию сторонников Филиппа V, подкупить министров, генералов и воспитателей, завоевать расположение иезуитов, строить интриги вокруг принцев крови, уговорить герцогиню Бурбонскую подготовить государственный переворот, в случае если опекуном дофина в завещании будет назван не король Испании. Послу поручалось быть особенно любезным с герцогом Орлеанским, но в то же время не забывать, что его следует рассматривать как соперника.

Забавно, но когда князь де Сельямаре появляется при дворе, Филипп, еще взволнованный семейным примирением, встречает его с таким радушием и открытостью, что смущает этим противника, задача которого — расставлять ловушки герцогу Орлеанскому.

«Известие о счастливом прибытии Вашего Величества в Лондон и о восшествии на престол доставило мне бесконечную радость…» — писал Филипп Георгу I Ганноверскому, высадившемуся в Англии под восторженные крики толпы. Сын герцогини Софьи, тетки и приемной матери Мадам, этот немец, ставший королем страны, языка которой он даже не знал, приходился герцогу Орлеанскому двоюродным братом.

Официальная «радость» Филиппа сопровождалась недовольством Версаля: что осталось от радужных мечтаний, вынашиваемых всего два года назад? Придя к власти, виги развернули воинственную галлофобию, поносили Утрехтский договор и обвиняли участников переговоров в предательстве. Болинброк вынужден был бежать на континент, где он стал главным советником претендента на английский престол, Якова Стюарта.

Франция, едва успевшая оправиться от войны, опасалась теперь союза Англии с императором, что представляло для нее прямую угрозу. Достаточно было малейшего предлога, например, таинственного завещания или притязаний Филиппа V. Тогда-то Людовик XIV, дни которого были уже сочтены, задумал дерзкий дипломатический ход, который мог бы перевернуть историю. Он понял, что старые нации — Франция, Австрия — должны объединиться против честолюбия новых наций — Англии, Пруссии, России, и послы его получают указание приложить усилия для достижения такого союза. Его подпишет уже Людовик XV в 1756 году — увы, слишком поздно!

Воинственности вигов король противопоставлял мощное оружие — претендента на престол. Принц Ганноверский совсем не так прочно обосновался в Сент-Джеймсском дворце, как казалось многим. Его боготворили банкиры, военные, пуритане, но против него были тори, аристократия, шотландцы. И если бы рыцарь ордена святого Георгия отказался от католицизма, он бы без труда превратился в Якова III. Этот несчастный принц, уединенно живущий в одном из лотарингских замков, был подлинным кошмаром для своих преследователей. Известие о том, что Людовик XIV собирается преобразовать Мардик в военный порт, привело в ужас короля Георга.