Кукла-любовь - Галина Владимировна Романова

– Да, Любочка, что случилось?

– Добрый вечер, Игнат Федорович, – пролопотала она самым нежным голосом, на который была способна. – Простите, что беспокою. Я вас разбудила?

– И да, и нет. Дремал. А что случилось? Почему ты звонишь в такое время? Что-то случилось?

– И да, и нет, – с милым смешком передразнила его Любочка. – Вернулась от подруги, а в квартире, кажется, кто-то есть.

– Как это – кажется? – Голос Игната сделался громким и тревожным. – Ты уже в квартире и тебе кажется?

– Нет, я даже не вошла в подъезд.

– Уф, хорошо. Так-так-так… – Игнат чем-то зашуршал, по чему-то побарабанил. – Ты на машине?

– Да.

– Еще лучше. Давай встретимся где-нибудь, посидим, а потом я тебя провожу.

– Хорошо. А где?

Любочка даже пальчики скрестила на удачу, надеясь, что он пригласит, наконец, ее к себе, но чуда не случилось. Игнат назвал кафе, которое находилось в квартале от их офиса – они там почти каждый день обедали.

– Ладно, не парься, – оптимистично воскликнула Ксюша, когда Любочка ей перезвонила и поделилась новостями. – Это лучше, чем если бы он просто вежливо послал тебя. Посидите, поговорите, а там, глядишь, и…

– Что – и? – не дождалась продолжения Любочка.

– И позовет тебя к себе. Или ты его домой затащишь.

– Ну да, ну да. Посмотрим.

Любочка отключилась и сосредоточилась на вечерней дороге, забитой машинами. Где могла, срезала путь дворами, где не было знаков – лихачила. Перед поворотом на улицу, где они договорились встретиться с Игнатом, попала в пробку и простояла десять минут, но все равно приехала раньше него. Официант, которого она знала в лицо, принял у нее заказ на овощной салат и зеленый чай с жасмином. Она даже успела почти все съесть, когда Игнат вошел в кафе.

– Пробка. Прости, – коротко объяснился он, присаживаясь к столу. – Так что случилось, расскажи толком.

Он был как-то странно одет: непривычная спортивная одежда исключительно черного цвета, старомодные кроссовки с потрепанными шнурками. Все это ему совершенно не шло, лишало той самой элегантности, которая единственно шла ему в зачет. Сейчас перед ней сидел малопривлекательный уставший мужик, в возрасте – под полтинник, неряшливо одетый, с тяжелым неприветливым взглядом, односложно разговаривающий. В какой-то момент Любочка вдруг поняла, что ей совершенно не хочется заполучить его в гости под любым удобным предлогом. И к нему не хочется тоже. И вообще…

– Мне пора, – поднялась она решительно, когда Игнат допивал уже второй стакан воды – он не стал себе ничего заказывать.

– Я провожу тебя.

Он резко встал, задел рукавом спортивной олимпийки ее чашку, едва не опрокинул ее со стола и показался Любочке еще более мешковатым и ненужным. Где были ее глаза? С чего она взяла, что с ним обретет счастье? Да ей приятнее тот самый официант, который ее обслуживал! Он очень симпатичный, милый и всегда спешит подойти к ней в первую очередь.

– Да, дорогая, Лариса не просто так от него сбежала, – поделилась Любочка с подругой, отъезжая от кафе. – Совершенный увалень! Может, он и хорош как юрист. И обеспечен, но все остальное…

– А я тебе говорила! – подхватила Ксюша. – Я тебе говорила! Так что? Полетишь с нами на Новый год? Я уже мужу намекнула. Он не против.

– Как это ты так смогла ему намекнуть, что он не против? – рассмеялась она в полный голос.

– Не завуалированно! – отозвалась смехом Ксюша. – Ты же меня знаешь! Так что? Я хлопочу дальше?

– Хлопочи, дорогая. Я согласна. Полечу…

Гавр Хлопов всегда считал себя человеком избранным. С младых ногтей! Не потому, что на самом деле был исключительным, а потому, что в эту самую исключительность искренне верил. И причиной тому была его двоюродная бабка по линии отца. Именно она дала ему это редкое имя. Мать, со слов родственников, долго бесновалась, вернувшись из роддома и обнаружив свидетельство о рождении с таким именем.

– Так обозвать ребенка! Старая стерва! Как ему теперь с этим именем жить?!

Ответов у родни, собравшейся обмывать «копытца», не находилось, а двоюродная бабка по линии отца к моменту выписки матери из роддома благополучно слиняла к себе на Кубань. Отец, как мог, утешал свою жену. Шептал, что это имя крайне редкое, несет в себе удивительное значение. Их мальчику непременно повезет в жизни, надо только набраться терпения и подождать несколько лет.

Лет с тех пор минуло не несколько, а очень- очень много. Гавру через пару месяцев должно было стукнуть сорок пять. Матери давно не стало: измотала ее тяжелая работа, отсутствие выходных и простых человеческих радостей. Отца не стало еще раньше, но не потому, что помер, – тот попросту сбежал, не дождавшись изменений в личной жизни и того момента, когда его Гавр наконец оправдает свое исключительное имя и станет уже хоть кем-то.

Гавр никем так и не стал. Ничего ему не нравилось, за что бы он ни брался: ни школа – нудно и неинтересно, ни учеба в институте, куда его определили на коммерческой основе. Это было вообще не его, но Гавр честно дотянул до диплома и с горем пополам защитился, хотя по специальности не работал ни дня. Он вообще нигде не работал – перебивался случайными заработками, потихоньку тратил материны накопления, без конца отслеживал в Интернете законы и постановления о всяческих льготах. И пользовался ими, как ни странно: почти не платил за квартиру на льготных условиях и даже получал какие-то пособия. Мизер, скажет кто-то, но Гавр так не считал. Мало-помалу набегало почти двадцать тысяч в месяц. Это же лучше, чем ничего, так? И лопатой не приходилось махать или метлой. Вставать, правда, приходилось, спозаранку, чтобы очередь занять во всякие там социальные службы, которые распределяли субсидии и материальные дотации. Но ничего, не переработал в очередях-то этих. Сидел себе на мягком диванчике и слушал всякие сплетни от старух, за которыми он занимал – или они за ним.

В этом, к слову, он тоже видел свою исключительность. Ему вот сорок пять скоро, а он за счет государства живет себе и горя не знает. Жилы не рвет совершенно и даже ухитряется откладывать. Летом планирует поехать отдыхать к морю, даже гостевой домик уже оплатил – окна на море, веранда в персиковый сад. Целый месяц он проведет там один, слушая плеск волн и крики чаек. Без надоедливых соседей и их знакомых.

Гавр поморщился, заворочавшись на старом матрасе в бывшей родительской спальне.

Очень уж это обременительно – иметь соседей. Невзирая на то, кто это: семья с детьми, старухи, молодые красивые женщины. Все едино: хлопотно! Надо всякий раз здороваться – старательно, приветливо. Вежливо отвечать на вопросы – глупые, нелепые. По возможности улыбаться дурацким шуткам, стараться быть незаметным, чтобы не возникло у самых любопытных вопросов: а на что он живет?

Гавр старался. У него выходило, только соседями это не ценилось совершенно. Они вели себя так, словно он снимал у них угол, а не имел собственную трехкомнатную квартиру! Они шумели, орали за его стенами, ржали, как лошади на конюшне, занимались сексом, и от их стонов у Гавра часто случалась депрессия. Они топали над его головой, иногда танцевали, громко двигали мебель.