Кукла-любовь - Галина Владимировна Романова

Бр-р-р… Он устал от них. Поэтому и едет в отпуск летом, на целый месяц – в одиночестве. Он давно мечтал об этом и скоро его мечте, кажется, суждено сбыться.

Гавр поправил под головой тощую подушку в наволочке мелким горошком и позволил себе еще немного помечтать – в дополнение к грезам о летнем отпуске.

Соседка Люба! Любовь! Ей и только ей он прощал шумное соседство, вежливое «здрассте» и вопросы о погоде и дожде. Она была для него олицетворением женского идеала, просто совершенством.

Они жили на одной лестничной площадке, часто сталкивались у лифта и мусоропровода, куда Любочка выходила в таком тонком трикотажном костюмчике, что Гавр мог беспрепятственно наблюдать за игрой каждой ее совершенной мышцы. С некоторых пор ему стало казаться, что он намеренно выбирает время для выноса мусора, которое совпадает с выходом из квартиры Любы. Отмел, конечно, от себя этот бред – он не из таких! Но вчера, к примеру, поймал себя на том, что моет подмышки перед тем, как вынести мусор, которого почти не было. Объяснение этому тут же нашлось, но сделалось немного за себя обидно – он же не из таких!

Но сегодня он снова весь вечер слушал стук двери ее квартиры с замиранием сердца. Тут же Гавр опять поспешил с объяснениями перед самим собой: слишком уж много раз за вечер ее дверь хлопала. Слишком!

И все равно он продолжал внимательно прислушиваться к звукам с лестничной клетки. Чего это она сегодня вечером так мечется? Мать в отъезде, это Гавр точно знал, потому что сам лично помогал ей выносить сумки к подъезду, где ожидало такси. Узнав, что пожилая соседка уезжает праздновать Новый год в Сочи, к родне, он удивился: в Сочи же дождь поливает, что за нужда там праздновать Новый год?

Он догадался без проблем. Она оставляет Любе квартиру. На Новый год у Любы будет свободная хата, как это принято теперь говорить. Она приведет к себе любовника, и они будут предаваться запретным утехам. Почему запретным? Да потому, что она не замужем! А секс с мужчинами без брака Гавр считал мерзким и запретным.

Она такая же, как все. Это он понял сегодня вечером. Может, даже хуже! Потому что, не дождавшись Нового года, уже пустилась во все тяжкие. Сначала бесконечное хлопанье дверью, потом эти ужасные стоны! Так никто из соседей Гавра никогда не стонал. Все осторожничали. А Люба…

Люба оказалась шлюхой на все сто! Как в запретном кино, которое он нет-нет да поглядывал на бесплатных сайтах.

Когда стоны прекратились, Гавр насторожился. Оставит Люба ночевать своего любовника или нет?

Он на цыпочках подбежал к входной двери, прильнул к глазку и затих. Долго, очень долго, целых десять минут ничего не происходило.

А потом он вышел…

Сегодняшнее пробуждение было скверным. Он спал или не спал, сам не понял. Но вдруг почувствовал на своем лице чье-то дыхание, – осторожное, нежное. Так могла дышать только Лена. От ее дыхания становилось щекотно и приятно коже, и ресницы дергались. Обычно он какое-то время притворялся, что спит, потом его руки подкрадывались к ней незаметно, хватали и прижимали. Лена принималась смеяться, вырываться, но не по-настоящему – играя. Все это с самой первой минуты было игрой: ее осторожное нежное дыхание, его притворство.

Чекалин завозился, распахнул глаза, уставился на темный прямоугольник окна. Шесть утра. Еще не светало, – зима. Он перестал с некоторых пор задергивать шторы. Одиночество так не душило, когда в окно заглядывали звезды.

Он попытался вспомнить, о чем думал за несколько секунд до окончательного пробуждения. Что-то о притворстве. Да, точно: игра, ритуал. Каждое утро он повторялся, и, казалось, этому не будет конца. Ан нет, все закончилось. Вся их жизнь оказалась игрой, притворством – со стороны Лены, во всяком случае. Она и сейчас продолжает врать. Женька осторожно навел справки. Оказывается, на работе Лены никто не знает о ее увольнении. Она молчит и трудится в поте лица.

– Так когда же она переезжает, я не понял? – вытаращился на Женьку Чекалин.

– Не знаю. – Тот обескураженно крутил головой, выпучивая глаза. – Вообще непонятно. Но это, Леха… Билеты заказала на самолет на рождественские каникулы.

– Туда? – стиснул зубы Чекалин.

– Туда.

– Деловая поездка исключается, в плане оформления документов, вступления в наследство и так далее.

– Конечно. Каникулы же. Что тут неясного! – Голубев виновато опустил глаза, словно это он совершал что-то неприличное. – Романтика, майор. И ничего более.

Было это вчера, а сегодня он проснулся от забытого ощущения ее дыхания на своем лице и сразу расстроился.

Чекалин смахнул с себя одеяло, рывком встал с кровати и пошел к окну. Свет фонарей тонул в рое снежинок. Опять метель. Это худо. Пробки, и как следствие – возможное опоздание на службу. Надо выбраться пораньше. У него сегодня важный допрос единственного подозреваемого, который изо всех сил пытается соскочить в разряд свидетелей.

Последняя их встреча ничем особенным не закончилась. Капитан из районного отдела так и не принес им журнал с фотографиями пропавших без вести, что-то мямлил про отпуск нужного человека, а исполняющий его обязанности куда-то отъехал. В общем, причины были смешными, казалось бы, но на результат повлияли. Ломов снова закрылся и говорить без адвоката отказался наотрез, чего Алексей и опасался.

На сегодня был приглашен общественный защитник. И журнал с фотографиями пропавших без вести ждал, когда Ломов примется листать его страницы…

По улице, утопая колесами в снегу, проехала легковая машина и свернула за угол, оставив глубокую колею. Надо поторапливаться. Быстро приняв душ и позавтракав чашкой кофе с творожным сырком, чудом завалявшимся в холодильнике, он оделся и вышел из квартиры, но до машины дойти не успел – его достал звонок из дежурной части.

– Чекалин, не спишь? – в трубку протяжно зевнул дежурный Вова Сметанин.

– Нет, – ответил он осторожно.

Рассказывать, что уже почти на улице, не следовало. Навяжет что-нибудь.

– Это хорошо, товарищ майор. – Сметанин сделался серьезным. – Потому что у тебя ЧП.

– У меня?

– Нет, не у тебя лично, на земле нашей. Дамочка одна вены себе вскрыла. Группа уже туда выехала. Тебя зачем-то запросили.

– Кто запросил?! Вы вообще в своем уме? – разозлился Алексей. – Участковый там? Пусть работает. Мне что теперь, на каждый суицид выезжать?! Ну, даете…

– И участковый там, и прокурорские, по слухам, вот-вот подъедут.

– А они зачем?

– Не простой суицид. Убийством попахивает.

Чекалин встал у занесенной снегом машины и закатил глаза. Вот этого ему еще не хватало до полного комплекта! Дело с серийными убийствами, которые на контроле на самом верху, ни с места, а ему еще счастья с нервными барышнями привалило!