Дочь олигарха - Скарлетт Томас

В общем, в любом случае даже небольшое сексуальное насилие было бы лучше, чем это. Все что угодно было бы лучше, чем это. В жизни не осталось никакой радости. Конечно, радость от еды пропала давным-давно, но теперь пропала даже радость от голода. Дурманные ощущения, когда пропустил два приема пищи подряд, теперь сменились общим осознанием абсолютной бесцельности бытия. Никто не в состоянии читать. Никто не хочет слушать музыку. Ни у кого нет будущего. Всё тлен.

Только Рейчел с ее новенькой, еще едва стоящей на ногах, иммунной системой и свежим нутром, наполненным пробиотиками, маленькими полезными помощниками и здравым смыслом, удается устоять перед блевотной бациллой. Может, это из-за того, что она так много времени проводит на свежем воздухе? А может, из-за того, что она в принципе теперь практически идеальна? Конечно, из-за рвоты они потеряли потрясающее количество веса, это очевидно, но Рейчел не может расспросить их поподробнее, ни с кем из подруг увидеться ей сейчас не разрешают. Девочки в карантине, они лежат на раскладушках, расставленных между кроватей хоккейной команды, на которые время от времени рвет то Беллу, то Эль, то Бекки с плохими волосами. У них тут прямо как военный санаторий времен Первой мировой. Испанка. Смерть. Ампутации. Задорные медсестры в накрахмаленной форме, вот только… Только никаких медсестер здесь нет.

Время от времени заглядывает Син-Джин, заслонив лицо вышитым носовым платочком. Мисс Аннабел и близко ко второму этажу не подходит, не говоря уже о спальне. Мисс Уайт один раз ухитрилась зайти и выругалась – прямо вслух, и лицо у нее стало сначала цвета блевотины, потом – как у призрака, и тогда кто-то намекнул директору, что к девочкам нужно пригласить профессиональных сиделок, но школьная медсестра сказала, что за ерунда, она зайдет и вынесет ведра, когда будет минутка.

Фенечек отправили по домам. Восьмой класс – тоже. В школе остались только девочки с вирусом – и Рейчел. Это похоже на фильмы про зомби – ну, было бы похоже, если бы тут кто-нибудь когда-нибудь смотрел фильмы про зомби. А еще, если бы это был фильм про зомби, то Рейчел, единственная оставшаяся в живых человеческая особь (учителя, понятно, за людей не считаются), должна была бы, вероятно, кого-нибудь спасти или совершить какой-то геройский поступок, но она для этого слишком занята.

– Ну же, – говорит мисс Уайт Рейчел. – Мы вполне можем заняться физкультурой вдвоем. Что тебе больше нравится? Метание копья? Прыжки в длину? Приближается День Спорта, и тебе наверняка хотелось бы в чем-нибудь победить? Давай подготовимся! Индивидуальные тренировки.

Рейчел бегает скоростные стометровки, потом – двести метров, а потом – пять километров. Мисс Уайт подумывает о семиборье и десятиборье. Как у Рейчел с метанием? Плохо. А с прыжками? Хорошо. Да, Рейчел реально классно прыгает. Теперь, когда она нежирная, она перемахивает, как гибкая лакричная палочка, через перекладину для прыжков в высоту, как бы высоко мисс Уайт ее ни установила. И толстый мат каждый раз тут как тут, огромная непромокаемая губка. Хлоп, р-раз, вверх-вперед, хлоп, р-раз, вверх… До тех пор пока в одно из приземлений толстого синего гимнастического мата на полу не оказывается: Рейчел, видно, перелетает дальше, чем надо, промахивается мимо мата и приземляется на руку. Хлоп, ай, фак-фак-фак.

Теперь школьная медсестра занята Рейчел, которая лежит со сломанной рукой в изоляторе, и ведра часами стоят не вынесенными. Целый день стоят не вынесенными. Зоуи и Аише становится получше – настолько, что они достают из чемоданов зачерствевшие шоколадные полена, и никто не пытается их остановить, так что они жадно все сжирают – и их тут же снова рвет, и густая коричневая блевотина вносит новизну и разнообразие в желчь цвета заварного крема, которой тут всех монотонно рвет уже который день.

В итоге является школьная медсестра и уносит из спальни все оставшиеся продукты – девочек сажают на голодную диету. От рвотной эпидемии это единственное спасение – им бы следовало знать. Нужно голодать, пока из тебя не выйдет все до последней капли, включая желчь: только тогда ты поправишься. И только тогда эта гадость перестанет быть заразна. Причем лучше продержаться на два дня дольше – даже если пациенты станут молить о еде, лучше перебдеть. Каждый день кто-то приносит упаковку из двенадцати бутылок “Эвиана” и зашвыривает ее в спальню, как огромную связку бананов в клетку к горилле. А потом дверь снова запирается. Ну, наверное, запирается, это неважно.

В дурмане обезболивания и солнца поздней весны Рейчел спит в своей замечательной лазаретной постельке, и ей снится, что она опять стала жирной. Она вспоминает свои усы. Тарелки, полные картошки. Бутерброды с сыром. Доктор Мун снова смотрит на нее, записывает ее параметры и объясняет, как это важно для женщины – быть элегантной и красивой, и что обыватели, лишенные чувства прекрасного, хейтеры и быдло – все эти люди из внешнего мира будут говорить, что ты, мол, чересчур худая, но такого вообще не может быть. Он снова показывает ей ту книгу, альбом в твердой обложке с черно-белыми фотографиями Грейс Келли. Вот он – идеал, говорит он. Вот к чему должны стремиться люди. Не мужчины, которые навсегда пропали после грехопадения, а женщины, которые по природе своей гораздо ближе к ангелам и лесным созданиям и способны спасти нас своею чистой красотой. Зачитывает ей отрывки из Кольриджа: “Вдруг скажет, кисть обняв свою: «Нет, мне не исхудать!»”[39] Он снова, как обычно, проповедует свою астеническую теорию – о том, что тела должны быть худыми, безгрудыми и упругими. Сон постепенно трансформируется в сцену в кафе – в том самом кафе, куда они ходили во время поездки в Кембридж, и во сне Рейчел неожиданно заказывает себе шоколадный торт, который подают со взбитыми сливками. Рейчелпытается сказать нет торту и сливкам, но горло перехватило, голоса нет, и…

Она просыпается вся в поту, постельное белье – насквозь мокрое. Но это ничего. Главное – никакого торта на самом деле не было. Рейчел приподнимается на подушке и дышит, а потом, убедившись, что медсестры нет на месте, потихоньку проскальзывает в ее кабинет и взвешивается. Все в порядке. Ничего не изменилось. Замечательно. Коробочка цела. Рейчел теперь воспринимает свою жизнь как стеклянную коробочку, в которой аккуратно хранится все, что для нее важно. План тренировок, расписание школьных занятий, достижения на MyFitnessPal. Как все это стройно и прекрасно. А остальное – неважно. Она думает о близняшках с их идеальными телами и о том, что в них больше ничего и нет, но как же это здорово: быть просто телом, гением чистоты. Зачем вообще экзамены? Ну, если не считать тех, которые позволяют стать персональным тренером – вот на кого Рейчел планирует выучиться. Она представляет, как в залитом солнцем парке проводит со своими клиентами интенсивные длительные тренировки. На дворе лето, она загорела и в тонусе, чего нельзя сказать о ее худших клиентах, а вот она на пляже с Джордоном, и на ней купальник из тех, которые проваливаются ниточкой в попу, и у нее пирсинг в пупке, и вот Джордон поворачивается к ней, смотрит на нее своими глубокими голубыми глазами и говорит…