Заноза Его Величества. Книга 2 - Елена Лабрус

— Не знаю, наверно, волнуюсь за тебя.

— Не волнуйся, — обнимаю я её. — Поверь мне, самое страшное уже позади.

И сама не знаю, почему я так в это верю. Настолько верю, что, подмигнув себе в зеркале, уверенно спускаюсь вниз.

Даже не знаю откуда во мне это спокойствие. Эта безмятежность морской глади, с которой я останавливаюсь в дверях. Эта лёгкость солнечного зайчика, с которой поднимаю на него глаза, словно ослепляя солнечным лучиком. И невозмутимость пистолетного дула, с которой я приговариваю его к себе, когда наши взгляды встречаются, раз и навсегда.

Я знаю, что он осёкся на полуслове.

Он знает, что повисла неловкая пауза.

Мы оба знаем, что на нас сейчас смотрят все в этом зале, но нам обоим на это глубоко плевать.

— Ваше Величество, — приседаю я в реверансе.

— О, простите, — суетится, ничего не понимая, добряк Монро. — Это Лола…

Но дальше он всё равно не знает, как меня представить, чем только усугубляет свою неловкость.

— Спасибо, — кивает ему мой король, не сводя с меня глаз. — Мы знакомы.

И протягивает мне руку. Как хорошо мне знаком этот жест. Как легко я читаю по его глазам: «Иди сюда!» И точно знаю, что ослушаюсь. Как всегда.

— И даже не думай об этом, — подтягивает он меня к себе за талию, так и не получив мою ладонь, и склоняется к уху: — Один раз я тебя уже отпустил. Второй раз эту ошибку не совершу.

— Я могла бы поспорить, — ноги у меня конечно, подкашиваются, но мой разум и язык без костей всё ещё при мне.

— И я готов слушать это хоть до конца своих дней, но только не здесь, и не сейчас.

— Что даже чаю не попьём? — усмехаюсь я.

Но он не даёт мне договорить. Запрокидывает голову и впивается в губы поцелуем. Таким обжигающе сладким поцелуем, что я кажется стеку сейчас из его рук на пол, как горячее повидло из разломленного свежеиспечённого пирожка. Боже, как я по нему скучала! Господи, как же я его всё-таки люблю!

И всю силу своего чувства я вкладываю в пощёчину, которой отвечаю на его поцелуй. За всё, что я тут понадумала за эти дни. За ожоги на моих руках. За то, что он шёл так долго. За все мои бессонные ночи. За слёзы в подушку. За синяки от этой чёртовой разноски. За всё, лядина ты эдакая! За всё, твою мать! И я, конечно, понимаю, что материться плохо, но иногда мою жизнь одними блинами и хренами не опишешь.

И если, когда он меня целовал, тишина в зале кондитерской стояла мёртвая, то теперь, кажется, мертвецы померли второй раз и стало ещё тише.

Только эту потустороннюю замогильную тишину после хлёсткого звука пощёчины взрывает его смех. Смех, с которым он прикладывает ладонь к щеке и смотрит на меня как на непослушного ребёнка. Любя. Гордо. Всепрощающе.

— Господин Монро, не сочтите за неуважение, но это моё. Это точно моё, — перехватывает он меня двумя руками так, чтобы даже у слепых не осталось сомнений, о чём он говорит. А у меня — никакого желания сопротивляться. — Я забираю её с собой.

Стоит ли говорить, что ни возразить, ни даже просто ответить Монро не рискует.

И меня не просто выводят из пекарни под белы рученьки. Нет, он выносит меня на руках. Сам.

Как есть, в одном платье. На холод. Усаживает на коня. Запрыгивая следом, укрывает нас своим тёплым плащом.

— Давай в то, что ты ничего не помнишь, поиграем в следующий раз, — перехватывает он поводья и пришпоривает коня.

— Мужчина, а вы кто? — конечно, не отказываю я себе в удовольствии тут же ухватиться за эту возможность.

— В нашем мире не говорят мужчина, — улыбается он. — Только «мой господин», а лучше «мой король». И только с придыханием.

— А вот хрен тебе! — морщусь я, гордо отворачиваясь.

— Погоди-ка, — натягивает он поводья, поворачивает, приподнимает мою голову за подбородок и легонько касается моих губ своими. Косится, словно боится новой пощёчины. Но и не целует, дразнит, побуждая ответить.

И хоть меня простреливает от этих прикосновений от макушки и до самого коня подо мной, а дыхание моего короля становится частым и сбивчивым, он не сдаётся, упрямец, ждёт, когда я отвечу.

— Я же слабая женщина, — слегка отстраняюсь я, глядя на его губы. На его любимые горячие и такие желанные губы. — А на нас смотрит сейчас уже не вся пекарня — вся улица.

— Даже если на нас смотрят сейчас два мира, ты думаешь, меня это остановит?

— Гош… — шепчу я, больше не в силах сопротивляться.

И он мучительно выдыхает, закрывает глаза и прижимается лбом к моему лбу, словно так долго этого ждал, что сил в нём и осталось только на этот выдох. Скользит щекой по щеке, а потом прижимает мою голову к своей груди. И стук его сердца сейчас громче всех звуков во вселенной. Он даже громче, чем стук моего собственного сердца, что бьётся набатом.

И я, конечно, не нахожу ничего умнее, чем взять и расплакаться. Ну, если что, я предупреждала: я слабая женщина.

— Тс-с-с, — прижимает он меня к себе, снова пришпоривая коня. — Всё позади. Уже всё позади, родная моя. Я нашёл тебя.

— Я сама нашлась, — всхлипываю я.

— Ты права, — улыбается он и, предвосхищая моё следующее возражение, добавляет: — И всё только начинается. Ведь с тобой всегда всё как в первый раз.

Только сейчас, прижав её к себе, услышав это «Гош», вдохнув запах её волос, я могу с уверенностью сказать, что всё это было не зря. Что худшие десять дней в моей жизни остались позади.

И что это действительно были худшие десять дней в моей жизни.

— Куда поедем? — шепчу я ей.

— Куда скажешь, мой король, — обнимает она меня.

Она. Моя. Единственная. Такая одна. Хотя я в это ещё не верю. Чувствую каждой клеточкой, ощущаю её, но не верю.

— Даш?

— Что, мой красавчик?

«О, красавчик! Что-то новенькое», — улыбаюсь я.

А её голос звучит даже не музыкой, не шёпотом, не шорохом листвы лесов Абсинтии, не ветром, гуляющим в его горах. Нет, он дрожит единственной струной, натянутой в моём сердце. Доносится голосом любви, срывающимся от переполняющего меня счастья. Разливается теплотой по всему телу.

Боги, как? Как я мог усомниться, что это не она? Как мог уйти, когда она была так близко? Когда всё во мне кричало: это твоё!

— Я такой идиот.

— Я знаю.

Ну кто ещё, кроме неё, может сказать королю всея, мать её, Абсинтии «я знаю»?

— Я невыносимо скучал, — выдыхаю в её затылок.

И знаю, что я скучный, серьёзный, занудный по сравнению с ней, но… боги, как я её люблю!