Конец парада. Каждому свое - Форд Мэдокс

— Возможно, я поступила несправедливо, вынудив вас проделать такой путь. Может статься, встреча с мужем ничего вам не даст. На него порой находит... особенно по субботам...

Она в нерешительности замолчала. Возможно, еще обойдется. Две субботы из семи обходились без происшествий. В таком случае, можно ни о чем не рассказывать, и тогда это симпатичное создание исчезнет из ее жизни, даже не зная, что оставил неизгладимый след в ее памяти... Но тут ей подумалось, что если бы он знал о ее страданиях, то непременно остался бы, чтобы ее утешить. Мысленно она подбирала слова, которыми лучше было бы закончить предложение. Но тут Макмастер заговорил сам:

— Милая леди! («Какое очаровательное обращение!», — подумалось ей). С годами понимаешь... С годами начинаешь замечать и понимать... что умнейшие люди... вечно в своих мыслях...

Миссис Дюшемен облегченно выдохнула. Макмастер использовал исключительно правильные слова.

— К тому же... — продолжил Макмастер, — провести хоть миг, быстротечный, как полет ласточки... «И ласточкой порхать с калитки на калитку!»... Вы же знаете эти строки... В таком чудесном месте...

Волны блаженства захлестнули ее. Именно так и должны говорить мужчины, именно так они и должны выглядеть — темно-синий галстук, кольцо из, как кажется, настоящего золота, темно-синие глаза под черными бровями! Его слова согрели ее, разум чуть затуманился, ей стало спокойно и хорошо, как бывает, когда засыпаешь в тепле и уюте. Розы на столе поразили ее своей красотой, до нее донесся их нежный аромат.

— Надо признать, все обставлено с большим вкусом, — произнес чей-то голос.

Рослый, неуклюжий мужчина, которого ее дивный гость привез с собой, пытался привлечь к себе ее внимание. Он поставил перед ней маленькую голубую тарелочку, на которой лежало немного черной икры с кусочком лимона, и изящное, розовое блюдце из севрского фарфора с самым спелым персиком в комнате, — она сама не так давно попросила ей передать это.

Миссис Дюшемен поспешно приняла вид самый что ни на есть чарующий; а Титженс не сводил круглых рыбьих глаз с икры, стоящей перед ним.

— Как же вам удалось ее достать? — поинтересовался он.

— О! Если бы не мой муж, можно было бы счесть это показной роскошью. Мне кажется, это ни к чему, — сказала она и улыбнулась лучезарной, но какой-то натянутой улыбкой. — У мистера Симпкинса с Нью-Бонд-стрит. Если позвонить накануне, он высылает людей на рыбный рынок в Биллингсгейт; на рассвете они уже там и оттуда привозят партию лосося и барабульки — вот она, видите, — причем вместе со льдом. Очень хорошая рыба... К семи часам машина с рыбой уже оказывается на станции Эшфорд... Все равно ведь завтраки редко начинаются раньше десяти.

Ей вовсе не хотелось растрачивать на этого неприметного незнакомца силы и время, но повернуться к невысокому гостю, расточавшему такие приятные для нее речи, будто взятые из ее любимых книг, она не могла, хоть и очень хотела.

— В этом нет ничего показного, — сказал Титженс. — Это Великая традиция. Не стоит забывать, что все наслышаны о знаменитых завтраках у Дюшемена из колледжа Магдалины.

Он внимательно смотрел ей в глаза — было непонятно, что именно выражал этот взгляд. Вне всяких сомнений, ему очень хотелось ей угодить.

— Я и не забываю, — проговорила она. — Но ведь мой муж сам ничего такого не ест. Он аскетичен до ужаса. По пятницам он вообще ни крошки в рот не берет. Что доставляет мне много волнений... по субботам.

— Знаю, — проговорил Титженс.

— Знаете! — воскликнула она чуть ли не резко.

— Да, конечно, — продолжил он, не сводя с нее глаз. — Многие знают о замечательных застольях в доме Дюшемена. Он ведь участвовал в ремонте дорог вместе с Рёскиным. И, по слухам, больше всех на него походил!

Миссис Дюшемен ахнула. Ей тут же вспомнились обрывки ужасных историй, которые рассказывал ей о своем наставнике муж, когда пребывал в худшем расположении духа. Она вообразила, что самые интимные подробности ее жизни также могут быть известны этому расплывшемуся чудовищу. Ибо когда Кристофер повернулся к ней лицом, его черты словно расплылись — и он показался ей настоящим чудовищем. Он виделся ей мужиковатым, пугающим, неуклюжим, мерзким и чужим! Она поймала себя на том, что мысленно угрожает Титженсу, обещает, что ему не поздоровится, если... Она вдруг почувствовала свое влияние на вкусы, мысли и будущее мужчины, сидящего по другую сторону от нее. Он тоже был мужчиной, как и Титженс, но только ласковым, родным; его присутствие дарило ей ощущение гармонии, утоляло ее духовный голод, как насыщает голодного сладкая мякоть спелого инжира... Появление этих чувств было совершенно неизбежно, учитывая природу отношений миссис Дюшемен со своим мужем...

Почти без эмоций — настолько сильным было ее напряжение — она услышала за своей спиной дрожащий, высокий, скрежещущий голос:

— Post coitum triste![17] Xа! Ха! Вот что это такое! — Голос повторил латинскую фразу и язвительно поинтересовался: — Вы знаете, как это переводится? — Однако волнения, связанные с мужем, внезапно появившимся, отошли для миссис Дюшемен на второй план. Ее куда больше беспокоило, что скажет это чудовищное, мерзкое существо своему другу, когда они отсюда уедут.

А он все смотрел ей в глаза. А потом невозмутимо проговорил, понизив голос:

— На вашем месте я бы не оборачивался. Винсент Макмастер вполне справится сам.

В его голосе слышалась фамильярность старшего брата. И внезапно миссис Дюшемен поняла: он прекрасно видит, что между нею и Макмастером пробежала искра. Он говорил так, как говорят в особых случаях мужчины с любовницами своих лучших друзей. Он был из тех опасных и грозных мужчин, обладающих тонкой интуицией.

— Слышали! — воскликнул Титженс.

Злорадному, жестокому голосу, который спросил: «Знаете, как это переводится?» — Макмастер ответил четко, однако с раздражительностью учителя, который отчитывает нерадивого ученика:

— Конечно, знаю. Тоже мне, открытие! — И тон Макмастер выбрал самый что ни на есть правильный.

Титженс — и миссис Дюшемен — слышали, как мистер Дюшемен, спрятавшись за стеной из дельфиниума и серебра, что-то прогнусавил в ответ, словно пристыженный школьник. За невидимым стулом стоял невысокий человечек с довольно жестоким лицом в сером твидовом костюме, застегнутом по самое горло, и смотрел прямо перед собой. «Боже мой! Пэрри! Чемпион Бермондси в среднем весе! Он здесь наверняка для того, чтобы угомонить мистера Дюшемена, если тот разбушуется!» — подумал Титженс.

Пока он оглядывал стол, миссис Дюшемен чуть сползла со своего стула и коротко выдохнула от облегчения. Худшее позади. Пусть теперь Макмастер думает о ней, что хочет. Теперь он знает страшную тайну! Худшее произошло — к сожалению или к счастью. Через секунду она поднимет на него взгляд.