Восстание - Дмитрий Павлович Шишкин

крепко сбитые парни в спортивных штанах, коротких кожанках и красных пионерских галстуках на лицах, повязанных, как маски, несли огромный траурный венок и явно в типографии напечатанный полутораметровый портрет Антонины Егоровны. Такие же типографские портреты меньшего размера сотнями виднелись позади. К делу, было видно, подошли серьёзно.

Толпа репортёров бежала впереди всех, периодически останавливаясь, снимая и вновь пускаясь вприпрыжку, чтобы занять удачное место для съемки. Кто-то отставал, записывая на ходу интервью с участниками несанкционированного шествия.

Всё ближе становилась вожделенная Манежка, подходы к которой уже были перекрыты наглухо полицией и спецтехникой: урок власти усвоили. Одновременно по всей длине колонны активисты с красными повязками на рукавах достали мегафоны и начали заводить людей перед неизбежной схваткой.

– Товарищи! Кровавый режим убил одну из нас, в очередной раз надругался над свободой собраний, над нашей, товарищи, честью и свободой!

Толпа взревела.

– Не позволим поставить нас на колени! Заставим слушать нас и уважать! Всех не перебьёшь, товарищи!

– Ура! – слабыми старческими голосами затянули коммунисты.

– Ура! – лужёными глотками подхватили революционные коммунисты, анархисты и скинхеды (этих вообще никто не звал и не ждал, видимо, на запах крови стянулись).

– Ура! – внезапно подключились «товарищи»-либералы, чьи официальные триколоры терялись в лесе щедро раздаваемых неведомыми организаторами красных стягов.

Передние крепкие шеренги начали скандировать, одновременно выбрасывая вверх сжатые кулаки:

– Когда мы едины, мы непобедимы! Когда мы едины, мы непобедимы!

Активисты разнесли речёвку в массы. Толпа была готова к бою.

– Когда мы едины, мы непобедимы!

Казалось, вся Москва дрожала от равномерного, решительного, революционного скандирования.

Зазвенели витрины. Не от звуковой волны и резонанса – к делу приступили анархисты, «революционеры» и скины. Невесть откуда у них в руках появились бейсбольные биты, куски арматуры и коктейли Молотова. Вой сигнализации крушимых, разграбляемых и поджигаемых магазинов и машин слился с рёвом толпы.

Зеваки пятились, но не бежали, спеша всё заснять на свои мобильники.

Сверху, где барражировала пара полицейских вертолётов, наверное, было красиво: растянувшееся многотысячное факельное шествие, тут и там вспыхивающие пожары.

Прорвавшаяся сквозь толпу к горящим магазинам «пожарка» сама запылала, забросанная «молотовыми».

На пути колонны, не издавая ни звука, стояли шеренги омоновцев, приготовившихся к битве. В их прозрачных щитах и стёклах противогазов отблескивали огни факелов. Задние заряжали газовые гранаты. Сегодня они отступать не собирались.

***

Москва по вечерам пылала уже третий день. Полицию стянули с соседних областей. Но людей и техники всё равно не хватало, чтобы перекрыть все возможные места скопления неизвестно откуда бравшихся каждый вечер тысяч погромщиков. И уже не разобрать было их идеологическую окраску и даже повод: никто теперь транспарантами не махал. Просто громили, грабили и жгли. Все тут были. Бандиты разного пошиба (эти с первой же ночи подключились), футбольные фанаты, студенты из общаг, молодёжь с окраин, горожане среднего возраста, которые днём выглядели прилично и ходили на работу, но, как по расписанию, после трудового дня отправлялись за вечерним развлечением.

Кирилл с Антоном замечали это мельком, не имея даже времени обдумать происходящее. Зверев не обманул. Все земные блага посыпались на них как из рога изобилия. Приставленные к Кириллу с Антоном самые гламурные коммунисты точно знали, какие бутики ещё не разгромили.

С парнями носились как с писаной торбой: разодели, заселили, как и было обещано, каждого в отдельный коттедж. Их всё время куда-то возили: в автосалон, бутики, СПА или рестораны. Все дни были расписаны до минуты, даже за «Лениным» толком присмотреть было некогда. Кружилась голова. Глаза были постоянно пьяными от нахлынувших впечатлений, реальность не ощущалась совсем, казалось, это сон. Всё сплылось в одно бесконечное, какое-то нелепое, но очень приятное действо.

И вот настал момент апофеоза.

Одним похмельным утром Зверев торжественно вручил аспирантам партбилеты и пропуски в Госдуму. В лучших своих новоприобретённых деловых нарядах, «вылизанные» от и до стилистами, они отправились навстречу славе и новой, долгожданной, беспроблемной и сытой судьбе.

***

Кабинет патриарха Коммунистической партии, бессменного лидера фракции в Думе, никому уже не интересного и не нужного, кроме Кремля, всё ещё верующего в его лидерскую силу, был исполнен в лучших советских номенклатурных традициях. На рабочем столе стоял массивный бронзовый светильник с зелёным «ленинским» абажуром. На стене, в изголовье огромного зелёного кожаного кресла, висел портрет Ленина в окружении официального флага компартии и государственного триколора. Напротив, через огромный стол для совещаний, занявший полкабинета, был оформлен целый «красный уголок»: ещё один портрет Ленина в человеческий рост, по бокам от него красные антикварные флаги. Тут же целая коллекция статуэток вождя революции, от ширпотребовских бюстиков до большой скульптуры. Выделялся из всего этого великолепия только один бронзовый бюст, имевший, видимо, сакральную силу. Небольшая, сантиметров двадцать пять в высоту, статуэтка отличалась отполированной до блеска лысиной, к которой явно ежедневно прикладывался всяк входящий в коммунистическую обитель.

Вдоль стола для совещаний вытянулась шеренга депутатов от компартии, приветствовавших «спасителей отечества». Когда ребята боязливо протиснулись в огромную дубовую дверь, кто-то услужливо щёлкнул кнопочкой старого двухкассетного магнитофона (в другой технике лидер партии уже не разбирался и разбираться отказывался), и грянул «Интернационал».

Зверев подвёл Кирилла с Антоном к портрету Ленина и поставил аккурат между двумя потрёпанными стягами-реликвиями. Затем прочеканил шаги, словно солдат в карауле, к главному коммунисту и отчитался:

– Прибыли Фомин, Матвеев. Спасители вождя! – и встал не по чину в партийной иерархии первым в шеренге депутатов.

Председатель ЦК, дряхлеющий вместе со своим электоратом, кажется, недопонимал, что происходит. То ли предложенные накануне Зверевым сто граммов коньячку сказывались, то ли просто сдавал старик.

Помощник сунул ему в нетвёрдые руки две коробочки, обитые алой кожей, шепнул что-то на ухо. Лидер коммунистов пошёл к парням, на ходу обзаводясь дружелюбной улыбкой. Вышло не очень. Дал каждому по коробочке, пожал руки, буркнул: «Поздравляю!» – отвернулся и пошёл обратно к своему уютному креслу.

Конфуз поспешил исправить первый заместитель председателя. Он подбежал к молодым людям, обнял и расцеловал каждого, достал из тех самых коробочек депутатские значки и собственноручно прикрепил их на лацканы.

Затем, уже вручая депутатские удостоверения, первый зам произнёс короткую, но яростную речь. Товарищи по партии устроили овацию. Глава партии тем временем задремал за столом, но внимания на это никто, кроме новообращённых депутатов, не обратил.

После небольшого, по-коммунистически скромного фуршета (икра да водка) всей толпой пошли к парадному входу. Там их уже ожидали около ста журналистов. Съехались все, кому Зверев сразу после того, как Кирилл с Антоном прошли в здание Думы, разослал короткое приглашение: «Центральный комитет Коммунистической партии готов представить общественности наших соратников, гениальных